Хемингуэй отказался сокращать текст, и рассказ согласились напечатать в престижном журнале «Atlantic Monthly». Макс стал опасаться, что впоследствии желание автора когда-либо подписать контракт со Scribners сойдет на нет. Фицджеральд его в этом поддерживал:
«Как бы мне хотелось, чтобы Liveright потеряло веру в Эрнеста», – написал он Максу после Рождества 1925 года. И несколько дней спустя это волшебным образом осуществилось. Гораций Ливерайт
[99] послал Хемингуэю телеграмму: «“ВЕШНИМ ВОДАМ” ОТКАЗАНО. ТЕРПЕЛИВО ЖДЕМ РУКОПИСЬ “И ВОСХОДИТ СОЛНЦЕ” В ПОЛНОМ ОБЪЕМЕ». Как только новости разошлись, Фицджеральд тут же написал Перкинсу:
«Если он свободен, я практически уверен, что смогу доставить эту сатиру в первую очередь, и потом, если вы точно знаете, что делаете, вы можете подписать контракт на новый роман, tout ensemble
[100]».
«Вешние воды» представляла собой сатиру в двадцать восемь тысяч слов, посвященную Шервуду Андерсону и его стильным сентиментальным подражателям. Фицджеральду она понравилась, но он сказал, что она не будет пользоваться успехом и что издатели в Liveright отказали, потому что самая последняя работа Андерсона «Темный смех» допечатывалась уже десятый раз, а «Вешние воды» была «почти жестокой пародией на нее». Исходя из сложившейся ситуации, рассуждал Скотт, Хемингуэй пошлет новую книгу Перкинсу, только если сначала они издадут эту. После телеграммы от Ливерайта, говорил он, Хемингуэй собирался идти прямо в Scribners, но колебался из-за их устоявшейся репутации консервативного издательства. В мире книгоиздания слухи разлетаются быстро. В течение нескольких дней Уильям Аспинволл Брэдли из издательства «Альфред Нопф» и Луи Бромфильд от имени своего издателя Альфреда Харкорта проявили интерес в рукописях Хемингуэя. Фицджеральд умолял Макса не затягивать с подписанием договора. Но у Хемингуэя не было намерения водить за нос Перкинса, которому он уже дал слово несколько месяцев назад.
После отправки рукописи Хемингуэй сказал Скотту, что чувствует, будто ему «наверняка уж» откажут – из-за задержки и смелой темы. Но рискнуть он был готов, воодушевленный тем образом Перкинса, который сформировался у него благодаря письмам самого редактора и рассказам Фицджеральда.
«К тому же имеет место уверенность в Scribners и желание построить с ними отношения», – писал он. В этот же момент Харкорт предложил Хемингуэю аванс, и Фицджеральд дал Перкинсу понять, что ему удастся заполучить роман Хемингуэя, если Макс сейчас же и без оговорок напишет Эрнесту, что Scribners согласно опубликовать и роман, и «безнадежную» сатиру. Перкинс был готов пойти навстречу предложению Фицджеральда, но в то же время должен был придерживаться политики издательства. Он отправил Скотту телеграмму:
«РОМАН МОЖНО ОПУБЛИКОВАТЬ С 15 %-М АВАНСОМ, ЕСЛИ УГОДНО. САТИРА ПОКА ЧТО НЕУГОДНА, НО НЕ ПО ФИНАНСОВЫМ ПРИЧИНАМ. ИСТОРИИ ХЕМИНГУЭЯ ПРЕВОСХОДНЫ».
Ничего лучше Макс предложить не мог.
«Имел место страх, что произведению… могут отказать. Честно говоря, нам нечего было сказать по этому поводу. При всем уважении Scribners придерживается определенной политики в отношении издания книг определенного типа. Например, даже будь это раблезианское произведение любого рискованного жанра, мы бы все равно его отклонили», – пояснял он Скотту в письме. Макс боялся, что оговорки в его телеграмме могут привести к фатальным последствиям и был готов окончательно потерять Хемингуэя как автора. Он твердил Скотту, что Харкорт – прекрасный издатель, но все же настаивал, что Эрнесту будет гораздо комфортнее в Scribners, так как «мы предельно честны со своими авторами, поддерживаем их в долгие и трудные минуты, так как верим в их качества и в них самих. Мы как раз те издатели, в которых, возможно, и нуждается Хемингуэй, потому что я сомневаюсь, что он сразу же сможет завоевать внимание широкой публики. Он заслуживает того, чтобы его издавали люди, которые в него верят и готовы потратить деньги на то время, которое понадобится ему, чтобы нарастить свою аудиторию. К тому же – даже без особой поддержки – ему наверняка удастся добиться славы благодаря собственным силам», – говорил Перкинс.
После долгих лет свободного полета Хемингуэй посчитал момент подходящим, чтобы показать себя. Он решил отправиться в Нью-Йорк – место, где он смог бы заключить договор сразу же, без метаний между предложениями и контрпредложениями. Он мог бы лично поместить «Вешние воды» в новое издательство, а затем оправдаться перед Горацием Ливерайтом, если тот захочет сражаться.
«Его [Хемингуэя] послушать – можно подумать, будто Ливерайт вломился к нему в дом и украл пару миллионов. Но все потому, что он ничего не знает об издательском деле, если не считать чудаковатых журналов. Он очень молод и чувствует себя беспомощным. Ты ничего не сможешь поделать с собой и будешь симпатизировать ему – он один из самых приятных парней, которых мне довелось встречать», – писал Скотт Максу.
Его последними словами в этом деле было полное сочувствия напоминание о контракте на «И восходит солнце». Хемингуэй прибыл в Нью-Йорк 9 февраля 1926 года.
После полюбовного расставания с издательством Горация Ливерайта и бессонной ночи, когда он принимал решение, Эрнест отправился повидаться с Максом Перкинсом. Тот предложил ему полторы тысячи долларов аванса за первый отказ от прав на «Вешние воды» и неизвестный доселе роман. Хемингуэй согласился, и они пожали руки.
Перкинс был невероятно благодарен Фицджеральду за помощь в знакомстве с новым автором.
«Этот парень интересно рассказывает обо всех этих боях быков и боксе», – писал Макс Скотту.
Скотт был так же, как и Перкинс, доволен тем, что Scribners удалось заполучить Хемингуэя.
«После его возвращения в Париж мы с ним провели вместе день, и он считает вас прекрасным человеком», – ответил Фицджеральд.
Хемингуэй вернулся в Австрию, где продолжил работу над утвержденными страницами «Вешних вод» и черновиком «И восходит солнце». Затем Эрнест отправился в Париж и строил там планы на следующее лето, которые включали «дурачества и корриду». «Постарайтесь остаться в живых во время всех этих полетов и боев быков», – предостерег Макс нового автора. Хемингуэй ответил, что у него не было намерения превращать «И восходит солнце» в посмертное произведение.