«В книге будет очень много прилагательных, повторений и даже слишком много выпячивания, но это недостатки, без которых Том пока что не может обойтись». И все же, утверждал он, она произведет огромное впечатление и будет иметь успех, а критика этих проблемных мест сможет крепче дисциплинировать Вулфа.
Хемингуэй не сомневался, что в течение этого года внимание Перкинса будет в основном сосредоточено на Томасе Вулфе. В октябре 1934 года он прямо заявил Максу, что, по его мнению, рассказы Вулфа становятся «довольно претенциозными» и что подзаголовок романа – «Легенда о голоде, снедающем человека в юности» – так и вовсе простенький и плохой. Хемингуэй полагал, что «мировые гении» Перкинса застывают на долгий срок, ибо боятся, что их работы посчитают «фальшивками», а вовсе не «мировыми шедеврами». Эрнест считал, что лучше писать книги одну за другой и позволять критикам скакать вокруг, потрясая тем, что им не понравилось, и получать от этого удовольствие, потому что сам автор и без них знает, что в его работе хорошо.
Хемингуэй признавал, что вел себя несколько «задиристо». Но все потому, что самостоятельно завершил проект, над которым начал работать два сезона назад, и что ему не понадобилась ничья помощь, чтобы сократить его или закончить. Он с самодовольством думал, что лучше не говорить о «переоцененных безмозглых современниках», но, как он сообщил Максу, ему не кажется, что он производит на свет «старье», даже если и становился «временами просто невыносимым для своего издателя».
Хемингуэй закончил свою «долгую, как сучка», работу об Африке утром тринадцатого ноября. Рукопись в семьдесят тысяч слов начиналась как рассказ, а затем расширялась. Произведение получило условное название «Зеленые холмы Африки». Эрнест настаивал, что по форме это не роман, а больше похоже на короткий рассказ «На Биг-Ривер», чем на что-либо еще. У «Холмов…» были четкие начало и конец, а между ними – «до черта» событий. До этой книги, говорил Хемингуэй, еще не было такой, которая могла бы заставить его так увидеть и прочувствовать Африку. Он уверял, что написал книгу совершенно искренне, без какой-либо фальши и что только последний «ублюдок» лицемерил бы. Хемингуэй чувствовал, что после выхода романа «Прощай, оружие!» потерял значительную часть своей аудитории, и хотел вновь завоевать читателей, дав им то, что называют литературой без вычурности, а еще он хотел заставить всех «напыщенных мальчиков» Перкинса дуться, как воздушные шарики, пока не лопнут. Эрнест предполагал, что семьдесят тысяч слов – многовато для публицистического произведения, но хотел опубликовать повесть вместе с чем-то еще в книге, которая станет для людей «сверхценной». Он предложил запустить «Холмы…» вместе с недавней статьей из «Esquire». Перкинс был против. Расценивал Хемингуэй свое творение как повесть или роман или нет, но, как указывал Перкинс, это было цельное и значительное произведение. Оно даже больше, чем необходимо для издания полноценной книги. Максу казалось, что соединение под одной обложкой этой истории с другими лишь отвлечет критиков от главной работы.
– Надеюсь, что ты решишь опубликовать только ее, – сказал он.
Во вторую неделю января, накануне отъезда Перкинса в Ки-Уэст, оставалось согласовать только два момента по поводу вулфовской книги. Первый – предисловие, которое написал Вулф. Макс убеждал автора выбросить его. Он пояснял решение тем, что «читателю хочется погрузиться в книгу, как в реальность, а предисловие только разрушает эту иллюзию и заставляет смотреть на нее с литературной точки зрения». Вторым таким моментом была страница с посвящением, о которой Вулф подспудно размышлял еще с тех пор, как начал работу над рукописью. Последние несколько недель поэт Джон Холл Уилок помогал ему привести посвящение в порядок. Макс о нем почти ничего не знал, но у редактора были подозрения. И теперь, перед отъездом во Флориду, он решил высказать свое мнение по этому поводу.
«Ничто не доставит мне, как издателю, большего удовольствия и не подарит возможности гордиться, чем то, что книга автора, которым я восхищаюсь, посвящена мне, если только посвящение искреннее, – написал он Тому. – Но ты не можешь и не должен пытаться изменить свое убеждение в том, что я изменил твою книгу или, по крайней мере, помешал ей достичь совершенства. Следовательно, ты не можешь посвятить ее мне со всей искренностью, а значит и не должен. Я знаю, что мы настоящие друзья и вместе прошли через многое, но это, как мне кажется, не имеет к посвящению никакого отношения и никогда не будет иметь. Это совсем другое. Я бы сказал раньше, если бы не боялся, что ты можешь меня неправильно понять. Но истина в том, что работа с твоим текстом, независимо от того, чем она обернется, добром или худом, была для меня величайшим удовольствием, несмотря на всю боль, и это также стало самым интересным эпизодом всей моей издательской жизни. То, как мы представим книгу, должно доказать нашу (и мою лично) веру в нее. Но то, что сделал я, разрушило твою веру в нее, и ты не должен закрывать на это глаза».
На этот раз Луиза поехала в Ки-Уэст вместе с Максом. И в один из восьми дней на рыбалке в водах Гольфстрима Макс поймал огромную рыбу-парусник. В открытке Фицджеральду он написал:
«КНИГА ХЭМА – О ЕГО ОХОТЕ В АФРИКЕ, НО ОНА НЕ ПОХОЖА НИ НА ОДНУ КНИГУ ОБ ОХОТЕ. ПОСЛЕДНЯЯ ТРЕТЬ ПРОСТО ВОЛШЕБНА. ЛУИЗА ОКАЗАЛАСЬ ПРЕКРАСНЫМ РЫБОЛОВОМ. МОЕ ЛИЦО ЗАГОРЕЛО ДО ЧЕРНОТЫ. ВЕРНУСЬ В ПОНЕДЕЛЬНИК».
Перкинс вернулся из отпуска и обнаружил, что ему удалось отговорить Вулфа от длинного посвящения, но не от самого посвящения в принципе. Вулф посвятил роман Максу. «О времени и о реке» ушел в печать весь, включая и посвящение.
«Я боролся с Томом за то, чтобы сделать посвящение максимально коротким, – позже вспоминал Уилок, – свести до приличного минимума, который не будет смущать Макса».
И таким образом, в посвящении значилось:
«МАКСВЕЛЛУ ЭВАРТСУ ПЕРКИНСУ
Великому издателю, храброму и честному человеку, который поддерживал автора в период сомнений и горького отчаяния, не позволяя ему поддаваться. Работа, известная как “О времени и о реке”, посвящается ему в надежде, что она, возможно, достойна его преданности и заботы, которую он, мой бесстрашный и непоколебимый друг, подарил каждому слову этой работы и без которого она никогда не была бы написана».
Когда Перкинс увидел посвящение, написал Вулфу:
«Независимо от степени справедливости сказанного, не думаю, что есть что-то, что могло бы сделать меня более счастливым. Не буду углубляться и говорить, что я чувствую по этому поводу, ведь я янки, а мы не раскрываем своих сильных чувств, но я все-таки хотел бы сказать, что все это – щедрые и благородные слова. И для того, кто сказал их, я просто обязан был сделать все то, о чем он говорит».
Роман «О времени и о реке» – это сплав двух творческих сил – страсти Вулфа и разума Перкинса. У автора и редактора часто случались разногласия, но именно совместная работа помогла им создать лучшее творение в их карьере.
Восьмого февраля 1935 года Макс написал Тому:
