Луна еще не взошла над горою Хермон, но мрак уже наполовину рассеялся перед приближающейся зарей. По багровому небу неслись грязные клочья изодранных облаков.
Я распределил взрывчатое вещество между пятнадцатью людьми, и мы двинулись. Люди бени-сахр под начальством Адуба исчезли во мраке, спускаясь по склонам перед нами и разведывая дорогу. Ливень сделал предательскими отвесные склоны горы, и лишь цепляясь за почву босыми ногами, мы смогли нащупать место, куда их ставить. Двое или трое людей грузно упали.
Чуть дальше в черной бездне под нашими ногами мы увидали нечто еще более черное, а на другом конце его точку мерцающего света. То был мост со сторожевой палаткой на противоположном берегу.
Все вокруг казалось мирным, исключая реку. Все казалось недвижимым, исключая пляшущий огонь у палатки.
Крадучись мы нашли старую дорогу, проложенную к ближнему быку моста. Мы гуськом поползли по ней. Наши темные плащи и запачканная одежда совершенно сливались с известняками.
Мы добрались до рельс как раз там, где они сворачивали на мост. Тут все остановились, а мы с Фахадом поползли дальше.
Достигнув незащищенной части моста, мы двинулись дальше, прячась в тени рельс, пока почти могли прикоснуться к серому скелету подвешенных брусьев. Мы заметили единственного часового, прислонившегося к соседнему быку в шестидесяти ярдах расстояния через пучину, который затем начал медленно расхаживать взад и вперед возле своего костра.
Я прокрался обратно, чтобы привести людей с гремучим студнем. Но не успел я добраться до них, как раздался громкий стук от упавшей винтовки, которая с шумом скатилась вниз. Часовой всполошился и уставился в ту сторону, откуда раздавался шум. Он увидал высоко наверху, в полосе света от медленно всходящей над ущельем луны пулеметчиков, карабкавшихся вниз на новую позицию. Он громко окликнул их, затем вскинул винтовку и выстрелил.
Мгновенно все пришло в смятение. Невидимые люди бени-сахр, притаившиеся вдоль узкой тропы, начали стрелять на авось в ответ. Турецкие часовые бросились в окопы и открыли быстрый огонь по вспышкам наших выстрелов. Индусы, захваченные при передвижении, не могли привести свои пулеметы в действие и изрешетить палатку, прежде чем она опустеет. Перестрелка сделалась всеобщей. Залпы турецких винтовок, отдаваясь эхом в узком ущелье, удваивались от стука пуль, расплющивавшихся о скалы позади нас. Люди сирхан, несшие гремучий студень, знали, что если в него попадет пуля, он взорвется. Поэтому, когда пули застучали вокруг них, они сбросили мешки, покатившиеся вниз, и убежали. Мы стояли незамеченными на затемненном быке, но с пустыми руками. Али спрыгнул ко мне и Фахаду и сказал, что взрывчатое вещество сейчас валяется где-нибудь в глубине оврага.
Мысль извлечь его оттуда казалась безнадежной, и мы со всех ног взбежали вверх по горной тропе, благополучно пробравшись через огонь турок. Не переводя дыхания, мы добрались до вершины. Там мы нашли расстроенного Вуда с индусами и сказали им, что все кончено. Мы поспешили обратно к оставленным верблюдам. Люди сирхан уже карабкались на них. Мы последовали их примеру и с возможной быстротой пустились прочь рысью. Турки все еще не прекращали трескотни в долине. Все деревни проснулись, и по всей равнине начали блистать огни.
Мы обогнали толпу крестьян, возвращавшихся из Деръа. Сирханцы ограбили их догола. Жертвы бросились бежать при лунном свете, испуская пронзительные вопли о помощи. Их услыхали в Ремте. Отчаянные крики всполошили все окрестности. На многие мили обитатели поселений с оружием взобрались на крыши и стреляли по нас залпами.
Мы покинули преступных людей сирхан, которым мешала их добыча, и помчались дальше в угрюмом молчании, держась вместе и стараясь сохранить порядок. Мои обученные люди показывали чудеса, помогая упавшим или пересаживая к себе тех, чьи верблюды уже не могли скакать галопом. Почва все еще была глинистая, а комья пашен еще труднее преодолимы, чем прежде. Но позади нас бушевала тревога, пришпорившая нас и наших верблюдов, гнавшая нас искать приюта в горах.
Наконец, мы въехали в горы. Дорога улучшилась. Мы все еще гнали наших обессиленных верблюдов, ибо рассвет был близок. Постепенно шум за нами затих. Последние из отставших присоединились к нам.
Когда мы спускались к железной дороге, наступил день. Вуд, Али и старшины развлекались, срезая во многих местах телеграфные провода.
Прошлой ночью мы пересекали железнодорожное полотно, чтобы взорвать мост у Тель эль-Шехаба и тем самым отрезать Палестину от Дамаска; в действительности же после всех наших мук и риска мы перерезали лишь телеграфные провода на Медину. Орудия Алленби, все еще потрясавшие воздух, были свидетелями нашей горькой неудачи. Серый рассвет предвещал серый моросящий дождь. Он начал накрапывать с безнадежностью, казалось, насмехаясь над тем, как мы, спотыкаясь, брели к Абу-Саване.
К заходу солнца мы добрались до воды. Оставшиеся здесь люди нашего отряда с любопытством расспрашивали о подробностях наших злоключений.
Мы были дураками, все в равной степени дураками, и наша ярость была бесцельной. Ахмед и Авад опять подрались, юный Мустафа отказался варить рис, Фаррадж и Дауд отколотили его, Али избил двоих из своих слуг, — никто из нас ни о чем не заботился.
Наш разум омрачала неудача, а наши тела изнемогали от напряженного перехода почти в сто миль по скверной дороге при скверных условиях, от восхода до захода солнца, без отдыха и пищи.
Погоня за поездом
Но мы не могли вернуться с пустыми руками.
У нас был еще запасный мешок с тридцатью фунтами гремучего студня, и Али ибн-эль-Хуссейн, который слышал о наших деяниях под Мааном и был таким же арабом, как всякий араб, сказал:
— Взорвем поезд!
Его слова встретили всеобщее сочувствие. Все взглянули на меня. Но я не мог разделять их надежд.
Взрыв поездов является точной наукой, когда он производится обдуманно, достаточными силами, с применением пулеметов. Если же производить его наспех, он может оказаться опасным.
На сей раз помеха заключалась в том, что из артиллеристов в нашем распоряжении были только индусы. Холод и голод обессиливали их.
Если мы морили голодом арабов, в этом не заключалось никакой жестокости. Они не умирали от недельного поста и сражались, как всегда, даже на пустой желудок. Если же дела принимали совсем дурной оборот, оставались еще верблюды, которых можно было убить и съесть. Но индусы, хотя и мусульмане, из принципа отвергали верблюжье мясо.
Я объяснил все эти диетические тонкости. Али немедленно заявил, что для меня было бы достаточно взорвать поезд, предоставив ему и арабам сделать все нужное, чтобы расправиться с ними без поддержки пулемета. Так как тут, где нас менее всего ждали, нам легко мог попасться продовольственный поезд, охраняемый лишь железнодорожной гражданской охраной, либо небольшим конвоем из резервистов, то я согласился рискнуть.
На заре мы, оставшиеся, числом около шестидесяти, повернули обратно к железной дороге. Я повел их к Минифиру, извилистая вершина которого являлась превосходным наблюдательным пунктом, отличным пастбищем для верблюдов и в то же время прекрасным путем для отступления.
