Согласно этой версии, абсурдной, как почти всякая неприукрашенная правда, выходит, что Пустая Земля Йохлима – просто овеществленное сновидение. И ее безумные ветры тоже просто овеществленное сновидение. Теоретически они не могут быть серьезной проблемой для бодрствующих. Но кому легче от этой теории. Уж во всяком случае, не куанкурохским заклинателям, круглосуточно дежурящим на границе. И не многочисленным жертвам яростных Йохлимских ветров. Счастье, в общем, что сновидцев вроде Датчуха Вахурмаха в Мире больше никогда не рождалось. А он давным-давно сгинул. Правильно сделал, молодец.
Юного великана я привычным грузчицким жестом спрятал в пригоршню; парень уменьшился как миленький, и это окончательно примирило меня с его чудовищным ростом. Удивительно все-таки устроен человек: способен согласиться с чем угодно, как только убедится, что имеет над этим власть. Ну или это только я так устроен, а остальные соглашаются с разнообразием Мира просто так, без всякой власти? Наверное, это и есть настоящая храбрость, мне таким не бывать.
Клари Ваджуру я взял на руки. Вообще-то я совсем не силач, взрослого человека далеко не утащу, но от его тела осталось так мало, что весил он как ребенок. Даже мне – в самый раз.
Страшно, конечно, было к нему прикасаться. Опасение причинить боль или как-то повредить искалеченному обрубку, взяв его не там и не так, смешалось с инстинктивным ужасом тела, не желавшего ничего знать о несчастьях, которые иногда случаются с другими телами – в общем, всего понемножку, вернее, как раз помногу, гораздо больше, чем я привык преодолевать за один присест. Но что еще оставалось делать? Убегать из пещеры с воплями: «Я передумал!» – не вариант.
«Не нужно бояться, – сказал мне Клари Ваджура. – Хуже, чем есть, все равно не сделаете, даже если уроните. Мне сейчас море по колено, спасибо вашему колдовству, наконец-то ничего не болит. Я оказывается забыл, как это бывает. То, что я считал полным отсутствием боли в сновидении, было просто привычным терпимым фоном, который не слишком мешает. Зато теперь стало как надо. Хоть за волосы волоките, все равно хорошо».
– Спасибо, – сказал я. – Отличная идея. За волосы я Темным Путем еще никого никогда не таскал. Надо будет при случае попробовать с новичками, сразу небось научатся, с первой же попытки. Но с вами, если не возражаете, я все-таки использую старый, проверенный временем классический метод. Пожалуйста, закройте глаза.
Сам я тоже зажмурился и старательно, крупным почерком – иногда лучше перестараться, чем промахнуться – написал во внутренней темноте название места нашего назначения: «Черта границы Умпона с Пустой Землей Йохлимой».
«Вы знаете, что теперь следует делать?» – спросил Клари Ваджура после того, как я аккуратно положил его на густую бледно-голубую траву, которая росла здесь всюду и превращала простирающуюся перед нами бескрайнюю равнину в подобие мелкого моря.
После всего, что я слышал и читал о границе с Пустой Землей Йохлимой, ждал, что здесь будет бушевать буря. Но сейчас не ощущалось ни малейшего дуновения. Полный штиль.
– Я знаю не больше вашего, – признался я. – Но надеюсь, что и не меньше. По крайней мере, записи леди Тейти Макабур я прочитал очень внимательно. А отдельные фрагменты даже выучил наизусть.
«Правда? – удивился он. – Но зачем?»
– Хотел выяснить, могу ли я сразиться с ветрами вместо вас, а потом поменяться местами. Оказалось, нельзя. Зато поприветствовать их по всей форме от вашего имени и объявить начало испытания я все-таки смогу. В трактате, если помните, описан аналогичный случай с одним немым; надеюсь, леди не выдумала его для наглядности, а все действительно было, как она рассказывает…
Клари так удивился, что сперва попытался заговорить вслух, но вышел только отчаянный хрип. Потом он вспомнил о существовании Безмолвной речи и спросил:
«Вы собирались взять на себя это страшное дело, а награду отдать мне?!»
– Ну да, – вздохнул я. – Так мне было бы гораздо спокойней, чем сидеть и смотреть. Я нервный. До вечера совсем изведусь. Впрочем, ладно, как-нибудь потерплю. И вы потерпите. Выстоите, без вариантов. Что-что, а полную неуязвимость мой Смертный Шар вам обеспечит. Вернее, уже обеспечил. Ничего с вами сейчас сделать нельзя. На самом деле я вам даже завидую. Меня бы кто таким шандарахнул и приказал не переживать…
«Странный вы все-таки человек, сэр Макс, – сказал Клари Ваджура. – Знакомы со мной всего несколько дней, ничего мне не должны, ничем не обязаны, не связаны даже формальными узами и обязательствами, а собирались пойти ради меня на такой страшный риск – сами же видели на моем примере, чем это может закончиться… А теперь беспокоитесь обо мне, как обычно боятся только за близких. Не понимаю!»
– Да нечего тут понимать. Просто мне очень не понравилось, как обошлась с вами жизнь. Такие вещи приводят меня в ярость, причем злюсь я сейчас даже не на Нуфлина Мони Маха, который, конечно, изрядный мерзавец, но сам по себе не имеет значения, он, как и все мы, просто орудие судьбы. Я в таких случаях злюсь сразу на весь Мир: как допустил безобразие? С какой стати? Зачем? И если не придумаю, как все немедленно исправить, свихнусь от ярости и бессилия. Я же тоже помешан на справедливости, в этом мы с вами похожи. И кажется, больше ни в чем.
«Да уж пожалуй», – согласился Клари Ваджура.
– К тому же концепция, что человек может стать ветром, удивительно хороша сама по себе, – добавил я. – Она меня совершенно сразила. По-моему, это так красиво, что обязательно должно случиться. И лучше с вами, чем с кем-то еще. Вам, по-моему, очень подходит такая судьба. И мне такая ваша судьба подходит, вот что главное! Когда вы станете ветром, я примирюсь с Миром и смогу спокойно жить здесь дальше. Для меня это важно: жить в Мире, с которым состоишь в ссоре, довольно тяжело, а у меня пока очень много веских причин его не покидать. Как видите, я забочусь не столько о вас, сколько о себе.
Я умолк, и Клари тоже молчал. Наконец он сказал:
«Красиво – это и правда серьезный аргумент. Если бы этот разговор произошел в моем сновидении, я бы вам улыбнулся. Жаль, что сейчас не могу».
– Если хотите, могу улыбнуться за вас, – предложил я.
Он надолго задумался. Наконец согласился: «Давайте. Улыбка мне сейчас не по силам, а потом, как бы ни сложилось, уже не понадобится. Хорошая идея – завещать ее вам».
Я улыбнулся ему – с ощутимым внутренним напряжением, от которого внутри улыбающегося разгорается свет. Ничего специально для этого не делал, само получилось. Похоже, ослепительная улыбка мальчишки, с которым мы когда-то, два дня, целую вечность назад, трепались на крыше, и правда стала моей.
«А вы нарочно не выпускаете Товуайру, чтобы не мешал, или просто забыли?» – вдруг спросил Клари Ваджура.
– Конечно, забыл. Спасибо, что напомнили. Я до завтра мог бы вот так с ним в пригоршне проходить, – признался я. – Или вообще до осени, если навалится слишком много дел.
«Такая рассеянность нормальна в первые десятилетия интенсивных занятий магией, – утешил меня он. – Просто внимания на все не хватает. Но оно постепенно тренируется. Лет через сорок – шестьдесят станет нормально».
