– На самом деле ветры совсем рядом, – почти беззвучно сказал мне Товуайра. – Я их чую; все, кто вырос возле границы, знают, когда ветры близко. Они могли успеть напасть, но почему-то дали тебе уйти. Так очень редко бывает. На твоем месте я бы их поблагодарил.
Вежливость никогда не помешает, – согласился я. И громко сказал:
– Спасибо вам, Эдорьян, Легери, Алуя, Торайя, Танри, Шайяра, Кирена, Сулайор, Ум-Моррей, Айятарва, Бренайли, Фанна-Ла, Оринава, Гу-Тиризак, что позволили мне уйти.
А в ответ услышал – не голос, и на Безмолвную речь это не слишком походило, скорее на сильный удар, каким-то образом оформившийся в слова: «На здоровье». Ну и дела.
Я ждал начала бури, и Товуайра ждал, придвинувшись ко мне вплотную, готовый в любой момент не то заслонить меня своим гигантским телом, не то, наоборот, спрятаться за мою спину. Похоже, он сам пока не решил, как лучше. И Клари Ваджура, лежащий всего в полусотне метров от нас, за невидимой чертой тоже ждал.
Я откуда-то знал, что сейчас он смеется – беззвучно, не изувеченным телом, а всем своим существом и еще травой, землей, ясным жемчужно-зеленым небом, бледным утренним солнцем – всем, что нашлось под рукой. Над собой, пальцем пошевелить не способным, но заявившимся на битву, которая и самому крепкому человеку не по плечу, и надо мной, дураком, притащившим его сюда, обещая победу, и над Йохлимской пустошью, поневоле ставшей местом этого абсурдного действия, и над ветрами, которым достался такой вот грозный противник, и над своей немилосердной судьбой, внезапно зашедшей в тупик, откуда нет ни одного достойного выхода. И дороги назад тоже нет.
Это не было ни истерикой, ни безумием, ни вызовом, ни демонстрацией удали. Клари смеялся от чистого сердца – просто внезапно увидел со стороны себя самого, завернутого в старые тряпки калеку, и нас с Товуайрой, тех еще великих героев с вытаращенными глазами перепуганных котят, оценил степень нелепости нашей общей затеи, и не смог сдержать смех.
До сих пор я полагал, что у меня обостренное чувство комического, но следует признать, до магистра Клари Ваджуры мне далеко. Как пешком отсюда до «Трехрогой Луны» в старой части города Ехо, в провинции Угуланд, в Соединенном Королевстве, на материке Хонхона; в общем, ничего так пришлось бы пройтись.
Собираясь сюда, я готовился к драме, буре и натиску, а вместо них получил затянувшуюся паузу, скрашенную каким-то образом передавшимся мне весельем главного героя, но отягощенную томительным ожиданием, с каждой минутой которого наше общее будущее виделось мне все страшней – не зря же эти гады тянут, небось на мою хитрость со Смертным Шаром у них есть своя, и теперь они собираются с силами, чтобы каааааааак…
«Прощайте, сэр Макс, – вдруг раздался в моей голове голос Клари Ваджуры. – Спасибо. Уже все. Ухожу».
После этого голова у меня отключилась окончательно и бесповоротно. Я решил, что «ухожу» означает «умираю», вскочил и рванул к нему, чтобы… чтобы – что? Сам не знаю. Наверное, метать Смертный шар за шаром, приказывая магистру Клари дожить до заката, несмотря ни на что, я же так здорово все придумал, нельзя, чтобы не получилось, я так не…
«Я так не играю, – думал я на бегу, – я так не согласен, не допущу, не позволю, не может этого быть, чтобы ты, гад такой, взял и умер, я так не могу!» Даже не вспомнил о невидимой границе, которую не следовало пересекать, добежал до груды тряпья, в которое был завернут Клари Ваджура, бухнулся на четвереньки, сложил пальцы в щепоть, и лишь тогда понял, что его больше нет. В смысле тела нет, только ветхие одеяла, две штуки, вязаное полосатое, под ним серое, совсем тонкое, когда-то мягкое и теплое, а теперь дыра на дыре, и еще какая-то рвань – одежда, рубаха? – неважно, важно, что Клари там не было. Ни капли крови, ни косточки, ни волоса, вообще ничего.
Умом я еще ничего не понял, но сердце чуть не взорвалось от ликования. Я заорал: «Получилось!» – подпрыгнул, воздев руки к небу, такой благодарственный дикарский танец, достойный восторженного дурака, в которого я превратился. И до сих пор думаю, что давать мне по башке именно в тот момент было нечестно. Грех обижать счастливых беспамятных идиотов. Я бы не стал.
Но ветры Пустой Земли Йохлимы не столь сентиментальны. И набросились на меня, как сироты-берсеркеры на сладкий пряник, выданный им один на всех.
Тогда я наконец понял, почему Йохлимские ветры настолько опасны. Они дуют отовсюду сразу. В том числе изнутри тебя самого. С этого собственно и начинают. И очень быстро достигают нужного им результата. Ураган, который рвется наружу из твоей грудной клетки, любого быстро разорвет на куски.
Ну или почти любого. Тогда же мне стало ясно, почему магистр Клари Ваджура при первой попытке смог продержаться так долго, почти до самого вечера. Опытный угуландский колдун, достаточно могущественный, чтобы регулярно иметь дело с Очевидной магией высших ступеней, то есть пропускать через себя силу Сердца Мира, оказывается достаточно хорошо подготовленным к встрече с Йохлимскими ветрами. Потому что по ощущениям и правда довольно похоже, только ветры дуют гораздо дольше, чем творится любое, самое сложное колдовство. Сколько ты сможешь вытерпеть – вопрос воли и стойкости, но первые пару минут способен продержаться почти любой из нас.
Я в Очевидной магии пока совсем новичок, но какой-никакой опыт взаимодействия с ее высшими ступенями у меня все-таки есть; строго говоря, в основном с высшими, не с того конца учиться начинал. Это, думаю, и спасло меня в самый первый момент, когда я был счастлив и совсем не готов к битве; впрочем, я вообще никогда ни к каким битвам не готов, если меня предварительно не довести. А это совсем не так просто, как рассказывают городские сплетники. Я, в сущности, мирный человек.
Однако Йохлимские ветры быстро довели мирного человека в моем лице до белого каления. После чудовищной силы удара изнутри и нескольких таких же снаружи, я почувствовал себя преданным, как будто повис на шее лучшего друга, а в ответ получил от него по зубам. Заорал: «Ах вы суки драные! Так нельзя! Ну я вам сейчас устрою!» Уж не знаю, что я собирался устраивать, но пер куда-то напролом, навстречу вздыбившейся земле и рушащемуся на нее небу, по-бычьи наклонив голову, колошматя воздушные потоки сжатыми в кулаки руками, помогая себе проклятиями, настолько непристойными, что большую их часть я, пожалуй, не решусь воспроизвести даже по просьбе ближайших друзей, если им вдруг взбредет в голову осчастливить культурную часть местного человечества ученым трактатом «Наиболее отвратительные фразеологические обороты разных миров», и они обратятся ко мне в поисках фольклорного материала.
Иными словами, я натурально свихнулся от злости и вместо того, чтобы просто покинуть негостеприимную Йохлимскую пустошь Темным Путем, что, по идее, было вполне возможно, топтался на месте наперекор здравому смыслу и бранился, малоубедительно размахивая хлипкими верхними конечностями. Ясно, что долго это продолжаться не могло.
Долго оно и не продолжалось, максимум минуту, на протяжении которой меня разрывала изнутри ярость Йохлимских ветров, помноженная на мою собственную злость, а потом ураган – не внутренний, а тот, что бушевал снаружи, подхватил меня и понес. Но вместо того чтобы швырнуть на землю, предсказуемо расплющив в лепешку, довольно аккуратно на нее положил. Ну, то есть для урагана аккуратно, так-то все тело потом было одним сплошным синяком.
