– Ушлю его куда-нибудь… – Мистина встал. – В Витичев… а там видно будет.
– Думаешь, он поедет?
– Я скажу – поедет. Все-таки… я его отец.
* * *
Мистина ушел к себе, Асмунд – к Святославу, но и Эльга не могла спокойно сидеть дома. Решила наведаться к Олегу Предславичу, на Киеву гору.
Приезжая в Киев, тот останавливался у Острогляда – своего свояка. В последнее время Эльга бывала здесь часто: они с Утой поочередно раз в несколько дней навещали боярыню Ростиславу. Единственная родная внучка Вещего, старше своих теток лет на десять, та уже так растолстела, как стала тяжела на подъем и одышлива, так часто жаловалась на боль в груди, что не смогла поехать с княгиней в Царьград, справедливо опасаясь не вынести тягот пути. Недавно она совсем слегла. Олег Предславич торопился справить свадьбу дочери до смерти сестры, чтобы та порадовалась на прощание.
Въезжая во двор, Эльга увидела перед избой две телеги. Челядь грузила короба и лари. Когда отрок помог ей сойти с лошади, наружу вышел сам Олег.
– Что это? – Эльга кивнула на телеги, уже зная ответ.
– Здравствуй, матушка! – Олег Предславич поклонился. – Слава Богу, что заехала. Я хотел сам к тебе – прощаться.
– Ты куда собрался?
– Восвояси, в Овруч.
– Ты… говорил со Святославом?
– Говорил. Он сам заходил, удостоил! – Олег снова поклонился – с издевкой, ему не свойственной. – Но только мы ему не холопы, чтобы нами распоряжаться, как вздумается. Желает он запретить брату жениться – его воля. Но моя дочь – не раба. Коли нет ей Божьего повеления быть за тем, кого сама избрала, за другого не пойдет, пусть при мне останется.
– Но если ты против Святшиной воли уедешь… Что же ты будешь делать? Святша не простит. Отнимет у тебя Овруч, и хорошо, если миром…
В мыслях Эльги мигом возникло зрелище: русское войско осаждает новые стены Овруча… Опять брань на древлянской земле, которую они отдали близкому родичу, надеясь этим обеспечить мир.
– Деревлянь – его земля. Велит мне с нее уйти – уйду. Мир велик.
При всей покладистости Олег Предславич все же был человеком гордым.
– Куда же ты денешься? – всплеснула руками Эльга, знавшая, что в родовых владениях Олега, в Мораве, хозяйничают угры.
– Поедем к Земомыслу. Он дочь и внучку не обидит. И будем на Бога уповать.
Эльга прошла в избу. Для родичей Острогляд поставил на широком дворе отдельное жилье, и они не тревожили больную боярыню. Горяна сидела на лавке возле открытого ларя и разложенных платьев; вокруг сновали челядинки, она тоже пыталась что-то делать, но не могла сосредоточиться. Не зная, что сказать, Эльга обняла ее. Воеводы правы: княжеская свадьба лучше всего успокоила бы народ, но при виде лиц Олега и Горяны у Эльги не хватило духу пытаться отговорить их от отъезда. Ведь они были ближайшими ее родичами. В Олеге и Горяне текла кровь Вещего, и Эльгу двойне мучила мысль о раздоре там, где она столько лет пыталась водворить согласие.
Снова скрипнула дверь, и вошел Улеб. При виде его Горяна переменилась в лице и встала. Эльга молча отошла; глядя на девушку, княгиню парень будто и не заметил, не кивнул даже. Не желая слушать, что они скажут друг другу в этот горестный час, Эльга вышла назад во двор, где Олег Предславич разговаривал с конюхами. Прошла в Остроглядову избу, села возле лежанки Ростиславы.
– Проститься… пришла… – тяжело дыша, со свистом в груди просипела та.
– Да, да, – кивнула Эльга, думая о своем.
– И верно. Нынче… отойду… За отцом Ригором… послали…
– Ой, Кириа тон Уранон! – Эльга опомнилась. – Ты о чем говоришь? Я с Олегом и Горяной пришла проститься.
– И со мной… предам душеньку мою… в Боговы рученьки… Все-таки дожила я… дотянула… Всегда знала, еще как ты приехала и про медведя вашего богопротивного мне рассказала… Я тебе тогда говорила – Бог тебя спас. Для того спас, чтобы ты… веру Христову утвердила средь руси… Дал мне Бог увидеть… теперь пойду…
Эльга осторожно сжала ее пухлую, влажную руку. Не находила слов. Да и что сказать: у Бога Ростиславе будет уж лучше, чем здесь, где она и вдохнуть не может.
Однако тревога отвлекала даже от мыслей о грядущей смерти родственницы. Казалось, где-то рядом бродит еще худшая беда, нависает тенью над плечами. Эльга вышла, у порога встретилась с Олегом: он шел проститься с сестрой. Все было готово, лошади запряжены, его дружина – человек двадцать – собрана. На телеге лежали седла: своих коней они хотели по дороге забрать с пастбища.
Горяна со своими челядинками стояла возле телеги. Улеб держал ее за руку.
– Я ей говорю: если судьба мне злая досталась, я ее за собой в бездну тянуть не буду… – начал Улеб, будто надеясь на поддержку тетки.
– А я ему говорю: нет никакой судьбы, есть воля Божья! – горячо перебила Горяна. – Это судьба могла быть добрая или злая, но Бог – это всегда любовь. Бог не может человеку зла желать, Он любит нас. А наша вера – это и есть вера в Его любовь, доверие Его воле. Кто не доверяет Богу, тот не любит Его.
Именно в час испытаний нужна вера – взаимная любовь человека и Бога, который может желать только добра, потому что такова Его божественная природа. Но так трудно понять и принять разницу между человеческой любовью и божественной, которая выражается порой в таком, чего врагу не пожелаешь…
– Может, Святша остынет еще, – сказала им Эльга, не в силах признать поражение своих замыслов. – Я буду с ним говорить. Все же я его мать, не может он меня совсем не слушать. Прияна скоро вернется. Я узнаю, и если за ней еще не послали, то сама пошлю. А как она будет здесь, Святша оттает. Глядишь, и даст согласие. Это он сгоряча. Сколько он пережил, чуть жизни не лишился, понятно, если немного не в себе! Вы думайте, что просто отложили свадьбу.
Лица неудачливых обрученных несколько посветлели. Эльге кстати пришла мысль о Прияне: Улеб тоже не сомневался, что молодая княгиня живо выбьет из головы Святослава блажь взять еще одну жену.
– Иди с теткой попрощайся! – позвал Олег дочь.
Горяна ушла к Ростиславе. Эльга с трудом сдерживалась, стараясь стоять спокойно и не перетаптываться; прощание всегда тягостно, но такого тягостного отъезда она не помнила. Грубый раздор в семье будто туча висел над двором. Она стыдилась, что ее сын внес такую смуту, но открыто осудить его и воспротивиться тоже не могла. Вера – это любовь к Богу, а всякая любовь – это доверие. Нет власти не от Бога, как сказал Ригор… нет, это сказал апостол Павел. Выходило, что повиноваться Святославу означало повиноваться Богу, хоть князь и язычник. И только Бог знает, зачем и почему все должно быть именно так…
Почти успокоенная этой мыслью, Эльга села в седло и вместе с Олегом и прочими шагом тронулась со двора. Телеги миновали улицу, завернули к воротам – Киева гора, старое гнездо полянской знати, еще с хазарских времен имела укрепление. Ворота, как и всегда среди дня, стояли открытыми. Шествие миновало их… и едущая впереди Эльга первой и увидела то, что ждало за ними.
