Доктор Фибих перешел на английский язык и рассказал, что на фрегате объявлена боевая тревога - русские корабли намерены атаковать флот союзников, следующий в Крым. Это вызвало у нас с мистером Блэкстормом некоторое недоумение: как ни разрушительны русские орудия, нелепо считать, что два корабля способны справиться с целой армадой! Мой компаньон высказал осторожное предположение: на самом деле это передовой отряд севастопольской эскадры, и скоро мы станем свидетелями грандиозного сражения с участием всего русского флота.
Наш гость затруднился ответить; вместо этого он предложил репортеру подняться на палубу и посмотреть на происходящее собственными глазами. На вопрос: «а будет ли это дозволено?» - Фибих ответил, что мистер Блэксторм является некомбатантом (опять это слово!) - и к тому же, представителем весьма авторитетного в Европе издания. И, следовательно, имеет полное право своими глазами увидеть, как он выразился, «роковые исторические события». Я не стал спорить - в конце концов, он лучше разбирается в нравах своих соотечественников.
Мой компаньон, разумеется, не забыл о своей фотографической камере. Как это не удивительно, русские не отобрали у него инструменты репортерского ремесла. Камера, вместе с остальным нашим скудным имуществом, находилась в каюте, ставшей теперь тюрьмой. Мистер Блэксторм извлек из багажа камеру, особый ящик для подготовки фотографических пластинок плотное, темное покрывало и бутыли с химическими растворами. Я, страстно желая увидеть то, что происходит наверху, предложил ему помощь.
Примерно через четверть часа - мистер Блэксторм потратил это время на приготовление пластинок, - мы поднялись по крутому железному трапу на палубу и расположились под сенью деревянного сооружения, похожего на строительные леса.
Доктор Фибих пояснил, что это пандус, на котором хранятся летательные машины русских. На мой вопрос: «а где они теперь?» - он сделал указующий жест.
Я посмотрел - и обмер. Примерно в миле с четвертью от стремительно несущихся русских кораблей развернулась во всей своей красе колонна линкоров Королевского Флота. Дух захватывало при виде этого грозного великолепия. Я узнавал эти гордые корабли, столько раз виденные в былые дни! Первым шел фрегат «Хайфлауэр». Он увлекал за собой «Британию», идущую под флагом вице-адмирала Дундаса - сто двадцать орудий, - и сташестнадцатипушечную «Куинн». В их кильватере колесный «Террибль» буксировал «Родней» и «Альбион», которым командует мой добрый знакомый, Сэмюэль Люшингтон. За ними в колонне дымил винтовой линкор, «Санс Парейль»; следующие за ним корабли я не смог опознать из-за слишком большого расстояния.
***
Не припомню, рассказывал ли я об оптическом приборе доктора Фибиха? Это бинокль с трубками необычной формы; по словам нашего провожатого, вместо обычных линз там стоят стеклянные призмы! Я изумлялся изобретательности русских, пока не увидел фабричного клейма - оказывается, прибор изготовлен фирмой «Carl Zeiss». Мне приходилось слышать об этой крошечной иенской мастерской оптических приборов, и даже пользоваться микроскопом их изготовления. Но чтобы они производили бинокли и, судя по всему, в массовом порядке? Видимо, в будущем, из которого, как теперь уже точно известно, прибыли эти русские корабли, дела герра Карла Цейсса идут неплохо...
***
То, что я увидел в бинокль, отнюдь не внушало оптимизма. В стороне, за кормой русского корабля, костром пылал британский корвет. Доктор Фибих пояснил, что корвет загородил врагу путь к нашим линейным силам. Стремление выполнить свой долг оказалось губительным для храбрецов: второй русский корабль, тот, что расправился с «Фьюриесом», в несколько минут покончил с несчастными. "И сейчас - сказал доктор, - ваша эскадра будет атакована одновременно с воды и с воздуха".
Я, замирая от ужаса, вгляделся в британскую фалангу. И точно: к кораблям на небольшой высоте приближались три летучих вельбота! Они казались такими незначительными на фоне этих громад, что мне на секунду стало смешно - как могут такие крохи всерьез угрожать своему грозному противнику? Но память услужливо подсунула пример Давида и Голиафа, и сердце мое переполнилось отчаянием: неужели Господь все-таки на стороне русских варваров?
И было с чего прийти в уныние! В этот самый момент загрохотали орудия русского фрегата, и мы чуть не попадали с ног от неожиданности. Звук был столь силен, что я оглох и принужден был некоторое время изъясняться жестами; та же участь постигла и мистера Блэксторма. Должен отметить, что этот достойный джентльмен быстро справился с замешательством и установил на палубе треногу фотографического аппарата. Я, по мере сил, старался ему помочь.
Русские орудия гремели, не переставая. В бинокль я видел и столбы воды от падающих вокруг «Хайфлауэра» снарядов и необычайные по силе взрывы, вызванные попаданиями. Не прошло и пяти минут, как корабль ее Величества охватил пожар; летучие вельботы стаей разъяренных гарпий носились над британской колонной, и кое-где уже поднимались к небу дымы пожаров. В глазах у меня помутилось; разум не в силах был принять то, что разворачивалось перед моим взором, и я, едва не теряя сознание от ужаса, ухватился за леерную стойку.
Сражение тем временем продолжалось. Мистер Блэксторм, сделав несколько снимков, завладел биноклем и разглядывал избиваемый строй Королевского Флота. Я не препятствовал; силы оставили меня, и я молил о том, чтобы Создатель, в милосердии своем, избавил меня от мучений и забрал к себе, из земного ада, что творился сейчас вокруг нас.
Картина вдруг изменилась: второй русский корабль резко увеличил скорость и направился к британской линии. «Будет бросать торпеду» - прокричал мне в самое ухо доктор Фибих. Это слово показалось мне незнакомым; позднее я узнал, что русские называют так самодвижущийся снаряд сигарообразной формы, начиненный сотнями фунтов пороха.
Я потянулся к мистеру Блэксторму, чтобы вернуть себе бинокль, но в этот момент фрегат повернул. Маневр был неожиданным; мы чуть не покатились кубарем - так сильно накренилась под ногами палуба. Доктор Фибих вынужден был подхватить фотографический аппарат, который, в противном случае, улетел бы за борт. Орудия больше не стреляли; я хотел обратиться к доктору за разъяснениями, но тут к нам подошел русский офицер, совсем юноша, и потребовал вернуться в каюту. Наш друг - теперь в этом не было никаких сомнений! - пытался протестовать, но мичман остался непреклонен.
Не имея возможности возразить, мы вынуждены были подчиниться и...»
III
ПСКР «Адамант»
8-е сентября 1854 г.
майор ФСБ Андрей Митин
В радиорубке темно. Перемигиваются разноцветные лампочки, тускло светятся шкалы и мониторы. Пахнет здесь так же, как и в любой радиорубке на любом корабле мира: нагретой изоляцией, озоновой свежестью, горелой пылью и чуть-чуть, самую малость, канифолью.
Ароматы высоких технологий, подумал Андрей. Хотя, каких там, высоких - прошлый век. Старлей как-то обмолвился, что часть блоков вообще на радиолампах - причем как раз они-то и не пострадали при Переходе. И сейчас пашут, хотя и греют помещение не хуже калорифера. Вон, как завывают вентиляторы...
