«Алмаз», несущий на грот-брам-стеньге брейд-вымпел командира соединения - белый флажок с косицами, украшенный Андреевским крестом - дал положенное число залпов, приветствуя старшего на рейде адмирала, русский военно-морской флаг и крепость. Ему вторило орудие с «Заветного»; в ответ линейная шеренга окуталась дымом приветственного салюта, и мне показалось, будто небо обрушилось на мачты...
***
После представления у князя состоялось совещание. Решено выслать к Евпатории разведку в составе «Морского Быка», «Заветного» и двух пароходофрегатов; «Алмаз» останется в Севастополе для ремонта машин. Задача - осмотреть район высадки с воздуха. Корнилов с Нахимовым расспрашивали о возможностях гидропланов; в итоге Нахимов сам решил отправиться с разведкой.
***
16 сентября. Разведочный отряд снялся с бочек в темноте, в три тридцать ночи - в семь склянок, как поведал вестовой Пронька. Отсюда до Евпаторийской бухты по прямой меньше сотни километров; гидропланы предстоит спустить на воду в сорока километрах от цели. Десятиузловым ходом до намеченной точки добежали за четыре с половиной часа, аппараты оторвались от воды в десять часов пополуночи - в четыре склянки. Нахимов так глядел на приготовления, что Эссену пришлось предложить ему место в кабине. Надо было видеть, каким мальчишеским восторгом светились глаза вице-адмирала, когда он, в кожанке и авиаторском шлеме, одолженном у Корниловича, устраивался на сиденье!
Лобанову-Ростовскому (они с Марченко полетели ведомыми Эссена) я вручил рацию и планшет, велев снять Евпаторийскую бухту на видео. Князь неплохо освоился с гаджетами, и я не сомневался, что указание будет исполнено в точности.
Полет прошел без происшествий (на случай отказа двигателя и вынужденной посадки, у борта «Морского Быка», дожидался резервный аппарат). Но - обошлось; по гидропланам с кораблей палило множество ружей, но на пятистах метрах на это можно было не обращать внимания. Спускаться ниже Эссен оказался наотрез; впрочем, Нахимов, которому выдали бинокль, не остался в обиде. По возвращении он громко восхищался прибором, и Зарину пришлось просить принять его в подарок. Что ж, начинаем научно-техническую интервенцию...
Лобанов-Ростовский опять отличился. Эссен перед вылетом категорически запретил брать в полет даже ручные гранаты, и прапорщик, возмущенный тем, что не может поприветствовать союзников в привычной манере, в течение всего полета думал, как обойтись без бомб. И, представьте, надумал! Князь вспомнил об обычных для Первой Мировой метательных снарядах - флешеттах, стальных стрелах, сбрасываемых с аэропланов для поражения живой силы. Изготовить любое их количество не проблема, с этим и деревенский кузнец справится. А при плотных построениях войск, которые здесь в ходу, это станет страшным оружием.
Услышав о флешеттах, фон Эссен скривился, - это оружие считается среди авиаторов чересчур жестоким, - но смолчал. В конце концов, другого варианта нет: на сухом пути от наших «ромовых баб» толку немного. Не распугивать же зуавов и турецкий редиф круглыми чугунными бомбами с черным порохом?
Пока «Морской Бык» поднимал гидропланы, с норда показались два дыма - французские паровые шлюпы, несущие дозорную службу. На «Владимир» с «Громоносцем» отсемафорили флажками приказ: выдвигаться навстречу неприятелю. Но их опередил «Заветный», и после же первых снарядов, выпущенных с дистанции в полторы мили, французы повернули назад. Миноносники не стали их преследовать, не желая переводить драгоценные снаряды на такую мелкоту.
В Севастополь вернулись уже под вечер. Назавтра назначено совещание на флагманской «Императрице Марии», а ночью меня ждет сеанс радиосвязи с Дроном. Это уже третий; я заранее забрал все три рации - якобы, для проверки, техника-то сложная... По просьбе командира «Адаманта», я никому пока о них не сообщил. На сторожевике бояться раньше времени влезать в местные расклады - пусть сначала наука определится с перспективой возвращения. А это, кажется, затягивается...»
II
Одесса
15-е сентября 1854 г.
капитан-лейтенант Игорь Белых,
позывной «Снарк»
В те сорок восемь часов, что прошли после захвата «турка», вместилось столько событий, что капитан-лейтенант лишь усмехался и качал головой, прикидывая, как все это описывать в рапорте. А ведь, рано или поздно, придется - что это за операция, после которой исполнитель не пишет стопы донесений и отчетов? Так что, лучше приготовиться заранее:
«…25-го сентября (13-го по ст. стилю) возглавляемая мною группа предприняла захват парохода ««Саюк-Ишаде», идущий под флагом Османской империи. В операции задействованы…»
Узнав, что под палубой, куда мичман Кокорин отправил светошумовую гранату, оказались не турки, а русские , захваченные два дня назад на бриге, следовавшем из Аккермана в Одессу, дядя Спиро повеселел. Таможенная стража наверняка не посмеет обыскивать судно того, кто вырвал из османского плена племянницу новороссийского генерал-губернатора? Это ее аристократический визг контузил боевых пловцов, не хуже "Зари" - а заодно и спас пленников от куда более весомых неприятностей. Змей уже хотел прыгать в трюм, поливать из автомата направо и налево, и, если бы не Ефросинья Георгиевна Казанкова, урожденная княжна Трубецкая, племянница графа Строганова...
В Одессе и в 21-м веке «всегда кто-то с кем-то знаком», а уж сколько-нибудь заметные персоны все на виду. Так что старик Капитанаки выложил Белых подробные сведения обо всех спасенных, начиная со строгановской родственницы.
Бывших пленников решили переправить на «Клитемнэстру», где они могли вволю трясти головами, ковырять в ушах, объясняться жестами и недоумевать по поводу освободителей. Уцелевшие после абордажа турки, смирные, перепуганные, принялись наводить порядок: отмывать залитую кровью палубу, предавать черноморским волнам убитых, менять посеченные пулями снасти, латать дырки в вентиляторных кожухах и дымовой трубе. Карел, как имеющий подходящий опыт (он проходил срочную младшим мотористом, в БЧ-5 большого противолодочного корабля) отправился в низы, присматривать за машинной командой. Компанию ему составил один из греков, ходивший кочегаром на пароходике, обслуживавшем переправу Аккерман — Овидиополь.
Сам Белых, неотразимый и загадочный в спецназовской амуниции, вызвался позаботиться об спасенной. Эта прелестная особа, лет тридцати с небольшим, пребывала в полуобморочном состоянии. Женскими уловками или притворством здесь и не пахло: плен, два дня в вонючем трюме, перестрелка, взрыв «Зари», палуба, заваленная трупами - такое кого угодно выбьет из колеи. Белых ловко подхватил спасенную на руки и с бережением отнес на шхуну. Там он самоуправно занял каюту дяди Спиро и устроил в ней красавицу, постелив поверх пахучего верблюжьего одеяла свой спальник. Белых с удовольствием не отходил бы от нее до самой Одессы, но это, увы, было невозможно: предстояло укрыть от посторонних глаз снаряжение, и прежде всего, «Саб Скиммер», проинструктировать личный состав и поговорить с дядей Спиро.
Грек предлагал продать захваченный пароход казне, а деньги поделить по справедливости, но у Белых на этот счет имелись другие планы. За их обсуждением и прошли те часы, в течение которых «Саюк-Ишаде» шлепал плицами, с каждым оборотом колес приближаясь к Одессе.
