Велесов кивнул. Над ковылями дрожал горячий воздух, несильный ветерок взвихривал изжелта-серую пыль. За пыльным маревом проступали соломенные крыши хат Александрово-Михайловского хутора; там мелькали белые дамские зонтики. Всего день, как алмазовцы перебрались сюда новое, а на хуторе уже появились городские «постояльцы». Севастопольская публика души не чаяла в авиаторах, и в Качу немедленно началось паломничество; хуторяне потирали руки и освобождали комнаты, предчувствуя барыши. Эссен и сам подумывал перебраться в нормальное жилище, но потом решил остаться поближе к аппаратам.
Солдаты в белых рубахах и фуражках споро ставили парусиновые шатры. В прибое болталась неказистая барка; с нее на берег сгружали бревна и доски, перетянутые канатами. Далеко в море маячили силуэты «Громоносца» и фрегата «Кулевичи» - охранение.
- А что, место удобное. До Евпатории по прямой верст тридцать, в самый раз для ваших «эмок». Союзнички ведь до сих пор сидят на плацдарме...
- Они и выгружаться только два дня, как закончили, на неделю позже, чем должны были... - отозвался фон Эссен. - Болтались в бухте, ждали англичан.
- А те взяли, и не явились! Спорить готов - французы ищут только повода, чтобы драпануть в Варну. Ничего, мы им повод предоставим, да еще какой!
- Все равно, странно... – покачал головой лейтенант. - Они к Севастополю даже разведку не выслали. Чего ждут - убей, не пойму. Неужели настолько перепугались?
Над головой протарахтел гидроплан. Развернулся над пляжем и пошел на посадку, точно вдоль линии прибоя. На берегу забегали, трое солдат и моторист в кожаной куртке кинулись к шлюпке.
- Ну, положим, разведка-то была. - хмыкнул Сергей. - Аж целый французский пароходофрегат! Ему в апреле здорово досталось под Одессой, да и при Альме должен был отличиться. Ан нет, не судьба...
«Вобану» и правда, крепко не повезло. На подходах к Севастополю французы напоролись на «Алмаз», вышедший в море для пробы машин. Крейсер шел в сопровождении «Заветного», «Богатыря» и «Громоносца», и после первого же предупредительного выстрела под форштевень - с убедительной дистанции в пятнадцать кабельтовых! - французы решили не испытывать судьбу и спустили флаг. Теперь трофей занял при эскадре место «Херсонеса», который спешно переделывали в авиатендер.
- Слышал, вы поменяли летнаба, Реймонд Федорыч? - поинтересовался Велесов.
- Да не то, чтобы поменял. На аппарате теперь этот дурацкий ящик, а в кабине, сами знаете, не повернуться. Сидим рядом, отсюда и теснота. Вот и решил найти помощника помельче, пока Кобылин глаз лечит...
Сергей уже видел устройство, изготовленное неутомимым Рубахиным. К борту гидроплана, снаружи, крепился большой фанерный ящик с откидным дном. Наблюдатель в полете должен был наполнять его флешеттами (их укладывали в корзины, связками по двадцать штук, запихивали в кокпит, сколько влезет), а потом, дергая за шнур, вываливал смертоносный груз на цель. Возиться, наполняя «бомбоящик» в тесной кабине, страсть как неудобно, а потому Эссен решился на нестандартный ход - предложил место «бомбардира» юнге, Петьке-Патрику. Мальчишка, попавшийв Качу вместе с алмазовскими матросами, неотлучно крутился возле гидропланов - и вовремя попался на глаза Эссену. С тех пор Патрик дважды поднимался в воздух и довольно метко высыпал флешетты на расставленные в степи мишени. А потом важно покрикивал на хуторских мальчишек, которые за три копейки на человека, допоздна выковыривали из сухой земли железные стрелки.
- Да, золотой парнишка... - согласился Велесов. Он успел познакомиться с юным ирландцем и даже подарил ему зеленый фломастер из «попаданских» запасов.
***
- Вашбродь, господин лейтенант! Тут вас дохтур спрашивают!
Эссен обернулся. У палаток, возле запыленной двуколки маячила долговязая фигура доктора Фибиха.
- А этому-то что здесь надо? - недовольно проворчал Велесов.
Эссен покосился на собеседника. Он знал, что тот недолюбливает эскулапа, но никак не мог понять - за что. Сам Велесов на прямые вопросы не отвечал, кривился и спешил перевести разговор на другую тему.
- Зарин прислал, проверить, что наши матросики пьют-едят. Не дай бог, дизентерия - вот-вот начнутся полеты, войска уже выдвигаются к Евпатории...
Сергей вгляделся. Доктор, хорошо заметный в белом летнем пыльнике, стоял возле «камбузного» шатра и, судя по жестом, препирался с баталером и коком.
- Кто там с ним еще?
Эссен приложил руку козырьком к глазам. И правда - с двуколки слезал еще один гость - мужчина в накидке из бурой шотландки, высоком кепи и длинным свертком под мышкой. Отошел на несколько шагов, что-то сделал со своей ношей, и та разложилась в треногу. Клетчатый гость стал устанавливать на ней большой деревянный ящик.
- Вот ведь, Фибих, маму его нехорошо!...
IV
Одесса. Потемкинская лестница
20-е сентября 1854 г
капитан-лейтенант Игорь Белых,
позывной «Снарк»
- Очень вы нас выручили, Ефросинья Георгиевна!
- Сколько повторять, мон шер: не смейте называть меня так! Ужасно не не люблю свое имя, особенно уменьшительное. "Фрося", - фу... Кухарка какая-нибудь!
А как же мне, в таком случае, называть вас, сударыня?
- Друзья зовут меня «Фро». Мы ведь с вами друзья, не так ли?
- «Фро» - это, должно быть, от английского "frost", мороз. У вас ледяное сердце, сударыня?
- А вы хотите его растопить? - женщина кокетливо глянула на спутника.
Они неторопливо шли вдоль парапета Приморского бульвара. Справа. До горизонта, серебрилось море; по брусчатке тарахтели пролетки, платформы, семенили парочки, пробегали мальчишки-газетчики:
- Последние новости! Французы и англичане высадились в Евпатории! Последние новости! Морское сражение, много кораблей потоплено! Последние новости!
Из своего «гардероба», Белых оставил только высокие шнурованные «коркораны». Шевиотовый сюртук, сорочку и панталоны принес кто-то из родичей дяди Спиро. К удивлению Белых одежда пришлась ему впору; сюртук, чуть более широкий, чем надо, отлично скрывал пистолет в наплечной кобуре.
Его спутница выбрала для прогулки платье персикового цвета, отделанное кружевами. В тон платью - чепец и ажурный зонтик.
- И все же, не знаю, как вас и благодарить!
- Что вы, мон шер, какие пустяки! К тому же, я так вам обязана...
У каплея сердце таяло от этого «мон шер». А каким лукавым взглядом сопровождались эти слова, каким нежным пожатием ручки в кружевной перчатке... Любой автор дамских романов не задумываясь, заявил бы бы, что бравый каплей влюблен, как гимназист.
А иначе - зачем эта прогулка: сначала на элегантной коляске до самого Большого Фонтана, потом, не спеша, пешком вдоль берега? Уж не ради «вербовочной встречи с агентом «Графиня»...
