Выжимаю смешок.
Мама смущена, обескуражена. Это не в ее стиле; по крайней мере, передо мной она еще не смущалась.
– Сама знаешь. Я нестандартная потому, что не умею из ничего испечь печенье с шоколадной крошкой. И потому, что не загоняю тебя в постель в десять вечера. Я не слежу за каждым твоим шагом и не читаю тебе нотаций.
Смотрим друг на друга, пока меня не осеняет. Вот что надо сейчас сказать.
– Мам, а помнишь, когда я еще в начальной школе училась, настала моя очередь нести в школу печенье? Ты купила полуфабрикат и сказала: можешь, Вив, что угодно в тесто добавить.
Сразу перед глазами – розовая посыпка, и крохотные маршмэллоу, и серебристые сахарные шарики, которые было жалко есть, настолько они здорово смотрелись. Я очень гордилась, что сама испекла такое необычное печенье.
Мама хмурится.
– Помню, конечно.
– Так вот: это было супер.
Теперь уже все мамино лицо залито слезами. Невыносимо, слышите, невыносимо видеть ее такой.
– Прости меня, мамочка. Прости, что тебе приходится…
– Не надо извиняться, маленькая моя.
Мама так крепко держит меня за руки, будто хочет свои слова в кожу мне впечатать.
– Это ты меня прости, Вив. Ты у меня сильная. Мы с тобой справимся. Только надо действовать вместе. Так сказала доктор Дуглас.
– Ты с ней говорила?!
К ней меня «прикрепили» после «попытки самоубийства», еще в Сиэтле. Тогда я ненавидела эти сеансы. Но сейчас – трудно объяснить почему – я бы не прочь поговорить с доктором Дуглас. Наверно, причина в том, что ей известно худшее, что ей знаком каждый сорняк в моем саду.
– Да.
Мама в подробности не вдается.
– А можно ее сюда вызвать, мам? Или самим к ней поехать?
– Думаю, можно.
Еще одно новое выражение лица – мама выглядит так, будто тоже видела худшее. И выстрадала решение.
– Очевидно, что я не смогу помочь тебе в одиночку. Я давно должна была догадаться, что ты таблетки не принимаешь. Я ведь твоя мать. Мне необходима информация о твоем состоянии. Я тоже должна поговорить с доктором Дуглас.
Наваливается усталость. Сам воздух вдавливает меня в больничную койку, отдает ей на съедение.
– Мы вернемся в Сиэтл, да?
– Мы это после обсудим, доченька. После. Когда ты поправишься. Хорошо?
Это означает «да». Что ж. По некоей причине возвращение представляется правильным ходом. Мы еще очень долго – или так только кажется – смотрим друг на друга, потом я шепчу:
– Хорошо.
На самом деле хорошего мало. Ощущение, будто я заспалась и мой мир за это время изменился полностью. Лето резко спикировало и вот лежит на земле, распростертое. Я слишком устала, мне не до новостей. Мне не до чего.
Глава 24
Джонас
После аварии я видел Виви дважды, только она меня не видела. Она оба раза была без сознания. А сегодня ее в другую больницу забрали, в Санта-Розе где-то. Там, в той больнице, есть отделение психиатрии. Теперь мне больше понятно, чем сразу после аварии.
Скоро я сам поеду в Санта-Розу; я все время гляжу на часы. Мама Виви сказала, надо дождаться вечера. Чтобы Виви успела устроиться на новом месте. И лучше всего убить время за работой.
Горловина футболки мокра от пота – я в прямом смысле запарился отмывать цементный пол в патио, даром что не руками тер птичье граффити, а использовал мойку высокого давления. Не самое приятное занятие. Струя такая мощная, что кажется, она дырку в цементе сделает, но нет – она только смывает белые кляксы. Как выяснилось, уборка – неплохое средство от стресса. Даже жалко, что больше ничего не надо мыть.
Мама Виви почти безвылазно в больнице. Впрочем, она вышла отдать мне ключи от дома. Чтобы я позаботился о Сильвии. Мы с Кэрри говорили на крыльце – в дом она явно не хотела заходить.
– Вив страдает биполярным расстройством, – сказала Кэрри. – Я сообщаю тебе об этом с ее разрешения.
Как минимум минуту я ни шевельнуться, ни слова выдавить не мог. Кэрри смотрела на меня печально и нежно. Мы молчали невыносимо долго. Такое сразу не переваришь. В смысле, я думал, «биполярное расстройство» – это частая и резкая смена настроения; ну да, Вив такая. Просто я… я не знал, с чего начать. Наконец сказал:
– Я догадывался. Видел ее руку. В смысле шрам. Это она сделала из-за расстройства, да?
– Отчасти.
Кэрри стояла и смотрела – как я буду реагировать.
– В прошлом году у Виви была депрессия. По крайней мере, я так думала. И не я одна. Ей прописали лекарства. Ну, после уже. А потом выяснилось: депрессия депрессией, но все еще сложнее.
– То есть лекарства не подействовали?
– От депрессии-то они помогли. Виви снова стала веселой, шила, рисовала. Правда, я ее ловила на употреблении спиртного. И с косячком тоже. И кредитку мою она брала без спросу, и из дома вечерами сбегала. Но я думала, это нормально для подростка. Радовалась даже. Мол, раз ведет себя как другие девчонки – значит, порядок. Мне и не снилось, что это все симптомы. А потом стало совсем плохо. Тогда мы обратились к специалисту. И сменили лекарство. Я очень, очень многого не знала. – Кэрри потупила взгляд и добавила: – Я и до сих пор очень многого не знаю.
Определенно, Кэрри разрывалась между желанием быть со мной честной и стремлением не выболтать лишнего. Я ей сказал, что все нормально, Виви, если захочет, сама подробнее расскажет. А пока я решил сам пошарить в Гугле.
Ну и пошарил. Вот они, симптомы: раздражительность, рискованное сексуальное поведение, скачка мыслей, несвязная речь. Бывает биполярное расстройство I типа, бывает – II типа. А бывает смешанное, с быстроцикличной сменой фаз, циклотимическое расстройство. В теории все по полочкам разложено, только я никак не мог определить, чем именно страдает Виви.
Я сидел перед компьютером, сжимая виски ладонями. В последние недели Виви изменилась. Мне, наверно, следовало что-то заподозрить. Может, я, сам того не зная, воспользовался ее заболеванием? Но я же ничего плохого не хотел. Что, если Виви теперь иначе будет ко мне относиться? Конечно, дело не во мне одном; только выходит, что я один несу ответственность. Не представляю, что дальше делать.
Поэтому сосредоточиваю мысли и силы на ресторане.
Через три дня дебютирует наше новое меню, мы собираемся это отметить. Никакого особенного торжества, просто соберутся все, кто помогал вносить изменения.
А помогали многие. Мы с Феликсом убрали из зала ковры, помощник шеф-повара лично покрыл полиролью деревянный пол. Сайлас перекрасил красные стены в белый цвет. Очень свежо выглядит. Этого мы и добивались. В цветочном магазине нам практически за бесценок продали целый отряд так называемых «бутонных вазочек». Для них Бека нарвала цветов на утесе. Харви Бермен, электрик, заменил старомодные медные светильники на современные, причем за работу даже денег не взял. Мы платили только за лампочки и прочее. Повара освоили новые рецепты, Элли составила меню. В типографии нам сделали огромную скидку.
