– Вот как? Да, значит, положение усложняется. В этом деле вообще все непросто. Прежде всего могу тебе сообщить, что твой птенчик попал в переплет. Он играет. На скачках. А букмекеры – совсем не та публика, с которой полезно ссориться. И, думаю, папаша Росс не испытывал никакого сочувствия к тем, кто водил с ними компанию.
– Так, значит, Гарри позарез были нужны деньги! – воскликнул я. – А мне он этого не сказал.
– А ты думал, он с ходу перед тобой всю душу раскроет? – усмехнулся Крук. – Преподнесет на блюдечке с голубой каемочкой? Нет, помнишь, что нам заповедовал дьявол? Блажен не ждущий милостей… Хочешь добиться чего-нибудь – встань, выйди и поработай!
– Значит, ты думаешь…
– Ну-ну-ну! Не за то мне платят, чтобы я думал, а за то, чтобы спас даму, если такое возможно. Думать – дело чреватое.
Я принял совет Крука и не стал встречаться с Виолой. В сложившихся обстоятельствах было как-то нелепо обсуждать с ней, не усадить ли нам Гарри Росса на ее место. Я решил, что разумней сначала самому разобраться в этой истории, а уж потом предъявить свои выводы судебным властям. И хотя меня по-прежнему мучило подозрение, что они с Гарри – любовники, я решил, что рано или поздно это как-нибудь выяснится.
Вернувшись в Марстон, я пошел взглянуть на «Лавры», дом, в котором произошло преступление. Он был заперт и пуст. Марта устроилась работать по соседству. «Не поговорить ли мне с ней, – подумал я. – Стоит ли? По своей воле она вряд ли поможет, она ведь на стороне Эдварда и скорее всего очень не прочь, чтобы его вдову прилюдно повесили». Однако, решившись не упускать ни единого шанса, я раздобыл адрес и смиренно подошел к задней двери того дома, где служила Марта. Она была не из тех, с кем легко сработаться, и последние пять лет горничные в «Лаврах» то и дело менялись, так что, проявив здравомыслие, она заняла пост при престарелой даме, у которой другой прислуги не было.
Время своего появления я тщательно рассчитал. Дождавшись, когда ворчливую старуху усадит в машину шофер со скучающим лицом, укроет пледами, несмотря на то, что вечер был теплый, и наконец укатит, я позвонил в дверь. На пороге появилась сама Марта. Разумеется, она признала меня, но взгляд ее выражал лишь враждебность.
– Добрый вечер, Марта. Не могли бы вы уделить мне десять минут? – сказал я.
Она пробормотала что-то про столовое серебро.
– Я вам не помешаю. Можете чистить свое серебро, а я пока с вами поговорю, – настаивал я, очень хорошо понимая, что хотя помогать мне в ее планы не входит, она, с другой стороны, вряд ли в силах отказаться от вознаграждения, что мог сулить мой визит.
Неохотно Марта пригласила меня войти.
– Если это насчет миссис Росс, то помочь я ничем не смогу, – проворчала она.
– Почему вы думаете, что это насчет миссис Росс?
– А иначе бы зачем вам сюда приходить?
– Логично. Да, вы правы. Это насчет миссис Росс.
– На суде я все рассказала, добавить мне нечего.
– Вы хотите сказать, что ответили на все вопросы, которые вам задали. Это не одно и то же.
– Вы это про что?
– Я был присяжным и не согласен, что обвинение против миссис Росс доказательно.
– Зато все остальные согласны.
– Потому-то я и пришел к вам сегодня. Я хочу их переубедить.
– И чем я, по-вашему, пригожусь? – От ее тона скисло бы даже молоко.
– Вы отправились спать в десять, не так ли?
– Да.
– И спите вы крепко?
– Поневоле, знаете ли. Падаю с ног к вечеру. Это такая обуза, тащить на себе дом! Особливо когда эти девчонки делают все не так и не там.
– А миссис Росс ушла сразу после девяти?
– И что?
– Значит, в промежутке между десятью и половиной двенадцатого дом, можно сказать, обезлюдел. Войди кто-нибудь, вы ведь не услышали бы этого, верно?
С явным нежеланием, но она кивнула, пробурчав:
– Да кто, по-вашему, мог бы туда войти?
– Я пока этого не знаю. Но вы сами согласились, что кто-то мог бы.
– И как бы он это сделал? Задняя дверь заперта на ключ и на засов. Самолично проверяла, закрыто ли, каждый вечер, как только приходящая прислуга уйдет.
– Побаиваетесь бродяг?
– Если и побаиваюсь, то у меня есть для того причины. Не слышали, что ль, про то дело в Манчестере, когда служанку нашли на кухне с перерезанным горлом, а негодяя, кто это сотворил, так и не отыскали?
– Вы считаете, такое может случиться здесь?
– Да тут такое случилось, – со значением вымолвила она, – что чего хочешь ожидать можно.
– Значит, вы уверены, что в ту ночь заперли заднюю дверь?
– Я на Библии в этом клялась.
– И парадную дверь тоже?
– Там автоматический американский замок, его не вскроешь.
– А нет других способов войти в дом? Через окна, к примеру?
– Все окна заперты на задвижки, я сама об этом забочусь. То есть те, конечно, что на первом этаже. А в окна второго можно попасть, только если этот тип, о котором вы думаете, летает вроде как муха.
– Других выходов нет?
– Есть тот, что из холла ведет в сад.
Я так и подскочил.
– Ну как же! А сад спускается к проулку? Литл-Дэвид-лейн, да? У всех домов на этой улице сады к этому проулку спускаются, и в каждый сад в стене есть калитка. Так что любой может свернуть туда с Ромэри-стрит, толкнуть деревянную зеленую дверь. Та ведь вряд ли закрыта, верно?
– Ключ, может, и есть, но я его никогда не видала. Той калиткой так и так никто никогда не пользовался. Все приятели мистера Росса и ее друзья тоже входили через парадную дверь, а мои знакомые и торговцы приходят к задней.
– Предположим, кто-то пришел через сад…
– Зная, что в доме никого нет? С чего бы это?
– Он мог этого не знать. Он мог прийти повидать мистера Росса, а когда увидел, что окна все темные… Кстати, в холле горел свет?
– Я выключила, когда пошла спать. У мистера Росса и так расходов хватало, нечего деньги на ветер швырять.
– Если бы он позвонил в дверь, кто-нибудь бы услышал?
– Нет, никто.
– И если то был человек, который знал расположение дома, он, наверное, обошел бы дом, посмотрел, не горят ли там окна?
– Отчего же, мог и сходить.
– В этом случае он бы прошел садом?
– Да.
– Мог он, предположительно, из сада войти в дом той дверью, что из холла?
Старуха призадумалась.
– Мог? – настаивал я.
– Нет, только если он в самом деле знал дом.
