– Лучше будет, если вы придете сюда, – сказал я. – Разве вам не следует произвести осмотр места преступления?
– Есть убитые?
– Нет, благодарение Богу, я спасся.
– А что произошло, сэр?
– Всего лишь трюк с бечевкой, привязанной к спусковому крючку.
– Ага! Так что же случилось?
– Приходите – увидите, – сердито сказал я и бросил трубку.
Фишер явился без излишней поспешности и отнюдь не отличался сметливостью. С серьезным видом выслушал, что я имею ему сказать, и склонился над бечевкой, которая по-прежнему тянулась к выходу в сад.
– Есть какие-то соображения, сэр, с чего вдруг кому-то вздумалось вас убить? – спросил он, а мне пришло в голову, что из него вышел бы отличный дворецкий. Имелась у него этакая обходительность, которая была бы уместна на сцене, где, на мой взгляд, все вечно преувеличено.
– Есть. Убить меня хочет человек, которому не хочется, чтобы его самого убили, согласно закону, – сказал я.
Физиономия Фишера приняла страдальческое выражение. Один к одному преданный дворецкий выражает свое неодобрение юному наследнику, попавшему в переделку.
– То есть?
– Этот тип, кто бы он ни был, знает о моей деятельности в связи с делом Росс.
Сержант поджал губы.
– А, так вы все-таки настаиваете на своем? – На этот раз он не прибавил почтительно «сэр».
– Мои убеждения не претерпели никаких изменений, – сообщил я.
Фишер пожал плечами. Похоже, в его глазах я был все равно что еретик, в Средние века вышедший из рядов правоверных, дабы создать собственное вероучение, и во время ближайшего аутодафе инквизиция сожжет меня на костре. Таким образом, он дал мне понять, что, поскольку с полицией я во мнениях расхожусь, ждать от нее защиты с моей стороны нелогично.
– Короче говоря, вот факты. Придя домой, я обнаружил, что лампочка в гостиной вывернута, дверь в сад нараспашку и мне подстроена смертельная ловушка.
– Вы нашли оружие, сэр?
– Нет. Тот, кто это задумал, видимо, дожидался, чтобы увидеть, увенчается ли его план успехом, и когда увидел, что нет, убежал.
– И успел забрать оружие?
– У него было на это время. Пока я пришел в себя, пока сходил за лампочкой, пока пересек комнату…
Фишер подошел к стеклянной двери в сад.
– Так. Бечевка оборвана… нет. – Он наклонился поближе, вглядываясь. – Обрезана! И похоже, что ножницами. Странно, однако. На мой взгляд, в таких случаях пользуются ножом.
– А на мой взгляд, все эти бечевки ему следовало смотать и забрать с собой, – сказал я. – Случается, преступника выдает улика и менее заметная, чем бечевка. Помните Робинсона и спичку, испачканную в крови?
На Фишера моя эрудиция впечатления не произвела. Он осматривал ветку.
– Видите, она за сучок зацепилась. Вот отчего ему пришлось обрезать ее, бечевку эту. Наверное, он дожидался, чтобы забрать пистолет или что у него там, чтобы его по нему не вычислили. Вы сказали, пуля вас не задела?
– Нет, попала в стену. Вам придется ее выковырнуть. Стену испортите. Хозяин вряд ли обрадуется. Так-так, значит, этот парень и впрямь имел в виду то, что он обещал.
Фишер рывком обернулся, впервые выказав живой интерес.
– О чем это вы?
– Он сказал, что если я не угомонюсь, то эти двадцать четыре часа будут в моей жизни последними.
– Сказал?
– Да.
– Кто сказал?
– Надо полагать, тот, кто устроил тут фейерверк.
– Но кто это был?
– Увы, этого я не знаю. Он не подписывается.
– А! Так вы про анонимные письма!
– Именно.
– Сколько их было?
– Одно мне и два – мисс Фрайр.
– Ух ты! Мисс Фрайр? – Он присвистнул. – А ей-то зачем?
– Автор письма, видимо, считал, что она имеет на меня влияние.
– Вот как? Ну, вряд ли это сработало.
– Конечно. И не могло.
– Прямо так и написал, что намерен подстрелить вас сегодня?
– Написал, что если я это дело не брошу, то работы у гробовщика прибавится.
– Но вы не бросили?
– Признаться, ничего особенного я сегодня не делал, за исключением того, что позвонил в Лондон приятелю, с которым в этом вопросе сотрудничаю. Но каким образом мошеннику удалось об этом прознать, остается загадкой.
– Ну, может, решил не рисковать.
– Похоже на то.
– У вас есть эти письма?
– Да, здесь, в ящике стола.
– Я хотел бы взглянуть на них. Вы догадались сохранить конверты?
– Разве я не автор детективных романов? – ухмыльнулся я. – У меня все в комплекте.
От двери в сад я перешел к письменному столу и рывком открыл ящик. Я точно помнил, что письма там. Однако в ящике их не оказалось. Я поискал проформы ради во всех других ящиках, но было понятно, что труд напрасный. Испарились, как не бывало.
– Хладнокровный, однако, какой, – сухо прокомментировал Фишер.
– Он мало чем рисковал, – сказал я, взмахом руки охватывая окрестность. Дело в том, что такие квартиры, как моя, переоборудованы из квартала старой застройки и лишены ряда преимуществ, коими обладает жилье современное. Однако у них есть свои положительные черты. Комнаты в них просторные, воздуха много, выстроены они на совесть, соседские шаги за стеной и над головой не слышны, а кроме того, им присуще свойство, которого в новых домах ни за что не найти: в них чувствуется пространство и время. Им к лицу старомодная мебель, они основательны и даруют покой. Несколько раз я пытался поработать в современных квартирах и гостиницах и всегда безуспешно; атмосфера там пронизана спешкой. А у каждого из пяти строений, объединенных в многоквартирный дом под названием «Кларенс-Хаус», имеется позади маленький садик. Огорожены они не очень высокой стеной, на которую любой может взобраться, а поскольку выходит стена на обширный пустырь, то прийти и уйти можно незамеченным. Да и через парадную дверь выйти вполне можно, никто и внимания не обратит. В доме поселились несколько новых жильцов, так что незнакомое лицо особых вопросов не вызывает.
– Что, желаете осмотреться? – спросил я.
– Привычка. – Фишер освоился уже до такой степени, что улыбнулся. – Но ведь вы, надо полагать, уже все обошли? Вряд ли он особенно наследил.
Обследовав комнату, он вышел в сад, однако дождь, который лил последние две недели, лишил нас всякой надежды обнаружить следы. Фишер подозвал полисмена, который обходил с дозором квартал, спросил, не видел ли он, чтобы кто-то лез через стену, на что тот сказал, что нет, не видел.
