– Письма?
– Ну да, те анонимные письма, что пропали. Где ты их хранил?
– В ящике стола.
– Крайне неосторожно! – покачал головой Крук.
– Странно мне слышать такое и от тебя! – рассердился я. – Разве ты сам не втолковывал мне не раз, что хранить ценные вещи следует в местах очевидных!
– Да, чтобы их не нашли. А иначе какой смысл? Эти, кстати, нашли с удивительной легкостью.
– К чему ты клонишь? – посмотрел на него я.
– К тому, что представлять обвинение в суде будет Форбс. Возможно, Иуду Искариота в рай он не протащит, но все остальное ему – детская игра. И уж он-то сделает все, чтобы показать, как это чертовски странно, что вор сразу понял, где эти письма искать.
– Мы же не знаем, где он еще смотрел. Может, он весь дом перерыл.
– Если так, то на удивление аккуратно. Откуда он знал, что ты уже не отдал их в полицию?
– Ниоткуда не знал, просто решил поискать и нашел.
– А потом продолжил их отправлять. И кстати, почему вдруг адресовал их мисс Фрайр?
– Мы были обручены.
– Да? А как же пресса о том не пронюхала? У газетчиков нюх на такие вещи, как у собак на помойное ведро.
– Мы нарочно держали это в тайне. Ее отец нашу помолвку не одобрял. Считал: я недостаточно зарабатываю.
– Но у нее-то средств на двоих, а?
– Я против того, чтобы жить на ее деньги. В этом нет никакой нужды.
– Се речь джентльмена! – похвалил меня Крук. – И все-таки, похоже, кто-то проболтался.
– Не думаю. Я ни от кого об этом не слышал.
– Мисс Фрайр знакома с молодым Россом?
– Сомневаюсь.
– В таком случае странно, что он знал о помолвке.
– С чего ты решил, что он знал?
– Ну как же? С чего бы он тогда стал слать ей письма? С тем же успехом он мог писать их владельцу паба.
Я помолчал минуту-другую.
– Ну, значит, знал, – не сразу сказал я. – В конце концов, человек, который пытается избежать тюрьмы, ведет себя подчеркнуто осторожно. А я часто бывал у нее, мы перезванивались…
– Что-то он быстро об этом прознал, в самом начале игры… В общем, Форбс вытянет из этого все, что можно. Ну ладно, а что с тем письмом, которое ты сохранил? Где оно теперь?
– В полиции. В любом случае оно напечатано на его машинке.
– А он свою комнату запирает?
– Нет, в этом доме никто этого не делает. Иначе игла не оказалась бы в моей подушке.
– Может, он запирал пишущую машинку?
– Он не мог. Она под мягким чехлом.
– Ты знал об этом?
– Ну да. Я заходил к нему в гости, а машинка стояла на столике у окна.
– Форбс котлету из этого сделает. А Росс-то был дома, когда ты к нему заходил?
– Да.
– А мог ты туда войти, если его не было?
– Пожалуй, да.
– И кто угодно другой тоже.
– Да, вполне. Он, кстати, избавился от машинки после того, как было напечатано сохранившееся письмо.
– Люди покупают новые машинки, это нормально.
– И все-таки это странное совпадение.
– Совпадения случаются на каждом шагу, да только не в романах. Писатели – такой чванливый народ, их совпадения не устраивают. Все должно соотноситься одно с другим, всему должно найтись объяснение. Тогда как в жизни, дорогой мой, смысла совсем немного. Вот чего писателям никак не втолкуешь.
– Некоторое время назад я понял, что письма мне не помогут. Я понял это, когда узнал, что в доме работает Айрин Кобб.
– Та, что служила секретаршей у покойного Росса?
– Именно.
– И что, она могла приложить к этому руку?
– А что бы ей помешало?
– А мотив-то какой?
– Не хочет допустить, чтобы Виолу Росс оправдали. Люто ненавидит ее.
– Что? Была влюблена в Эдварда?
– Вроде того. Если бы не она, никто бы и не подумал усомниться, что он умер естественной смертью. Это она из-за будильника шум подняла.
– Понимаешь ли, беда в том, что, затевая убийство, сталкиваешься с тем, что свобода действий твоих очень мала. Ну, разве что удача на твоей стороне или человек ты не рядового ума. Когда идешь на кражу, рискуешь тем, что тебя поймают на месте. Зато в камере узнаешь много полезных трюков и, выйдя, лучше готов к следующей работе. Убийца же этого шанса лишен. Его первое дело обычно последнее, и даже если ему сошло с рук, как правило, это вопрос удачи. Как говаривал Скотт Эджертон
[9], последний козырь всегда в сдаче у судьбы, и поскольку судьба – женщина, никогда не предугадать, кому она его выложит. Знаешь, есть у женщин эта манера удариться вдруг в высокую мораль, когда ты меньше всего ожидаешь. Тем они и опасны. Самая беспринципная женщина с презрением обрушится на другую, если поймает на том, что та норовит сэкономить пенни, не заплатив за автобус. Будь у убийцы хоть какой опыт, он вспомнил бы про будильник. Но как ждать этого от новичка? Так-так, значит, с письмами у тебя прокол. Что там дальше?
– Игла. Я пошел вечером отправить Банти письмо, а вернувшись, обнаружил в своей подушке ковровую иглу, толстую и длинную.
Крук покивал головой, похожей на перезрелый пион, слишком тяжелый для своего стебля.
– Знаю. Гнусный трюк. Игла ломается в позвоночнике, обычно под кожей, никто ее не находит, и все, конец! Загадочная смерть одного из этих писак, любителя сенсаций и света рампы, так ему, в общем, и надо. Недолго думая, давайте его закопаем. Только миллионеры и члены кабинета министров могут позволить себе такую смерть. Для остальных все, как в старой песенке про похороны нищего: «Греми костьми моими по камням, я нищий, я не нужен никому…»
– Знаешь, – продолжил он, со значением помолчав, – либо ты законченный неудачник, либо Россу чертовски везет. Ни одна из твоих улик ему ничем не грозит. Уж Форбс на этом попляшет. Знаешь, мне почти жаль, что ты не схватил Росса за руку. Я бы ему послужил. Люблю отчаянных грешников. Терпеть не могу пугливых разинь, которые исподтишка толкнут тебя под трамвай. Кстати, как? Он этого не предпринимал?
– В тот единственный раз, когда мы ездили с ним по городу, я не дал ему шанса.
– Так осторожность надо блюсти не когда ты с ним, а когда без него. Ну, хорошо. Что у нас дальше?
– Дальше инцидент в ванной, за который меня арестовали. С чего вообще им взбрело в голову, что я хотел старого Филдинга убить…
– Никто не хотел его убивать. Ни ты, ни Росс и уж точно ни сам Филдинг. Никто и не знал, что там окажется Филдинг.
