– Ну, вы сами знаете, какие там кровати, – говорил Брэди. – Вроде гробов, на несколько футов приподнятых над полом, и в каждой комнате народа, что покойников в морге. Любой, кто хоть сколько-нибудь знает такие места, сняв ботинки, сразу засовывает в них ножки кровати, чтобы не стащили, пока спит, ясно? Любой, как только войдет, высматривает ботинки соседа, чтобы не споткнуться, ясно? Ну вот, в тот вечер, я имею в виду, накануне того дня, когда этому малому всадили нож в спину, появился один тип в классных башмаках. Невысокий такой и вроде бы новичок, потому что, сняв башмаки, поставил их рядом с кроватью. Я-то знал, как оно обернется, стоит только выключить свет. Все накинутся, как крысы на добычу, если вам когда-нибудь приходилось слышать, как крысы шныряют в темноте. Любой попытается опередить соседа и захватить эти башмаки. Но беда в том, что стоит протянуть руку, как можно запросто уткнуться в чье-то лицо, ну а дальше – чистый бедлам. На окнах там ставни, внутри тьма кромешная. Тот парень лежал на кровати, как труп. Либо спал, либо застыл от страха. Так или иначе какие-то двое столкнулись, третий чиркнул спичкой, и я увидел лицо того малого совсем близко от себя, ботинки были у него в руках. Спичка догорела, кто-то сказал: «Какого дьявола?» – И все разошлись по кроватям.
– Ты уверен, что это был именно он?
– Его ни с кем не спутаешь. Лицо, как у «Гувера»
[25].
– Неплохое сравнение. – Круг еще раз вгляделся в фотографию: низкий лоб, большие глаза, полные, вывернутые наружу губы. Невысокий интеллект, возможно, криминальная наследственность, решил он.
– Имени его, естественно, не знаешь?
– У таких, как он, строго говоря, нет имени.
Крук знал, что Брэди имеет в виду. В социальном отношении этот человек – аноним. Он попросил Брэди поподробнее описать обладателя башмаков.
– Коротышка с большой головой. Не знает, чего хочет, – добавил он.
А вот в этом Крук не был столь уверен.
– Ну, и что с ним было дальше?
– Понятия не имею. Я туда не возвращался. Но знаете, вот что чудно́. Он не поднял никакого шума из-за этих башмаков. Обычно бывает наоборот. Народ скандал затевает.
– Ну, и дает это что-нибудь? Я имею в виду, скандалы.
– Обычно обиженных спрашивают, кто, как им кажется, мог стащить башмаки, и если угадают, пусть попробуют вернуть.
– То есть просто стащить с ног?
– Ну да, – ухмыльнулся Брэди, вновь демонстрируя свои жуткие зубы.
– Но этот малый все воспринял спокойно?
– Ну да. Внимания, можно сказать, не обратил.
– А может, у него вовсе башмаков не было?
– Не знаю. Но вообще-то я видел Гуверолицего в башмаках. Такие, знаете, с острыми мысами, скорее даже не башмаки, а туфли, – добавил он на тот случай, если Крук не понимает, что среди братства, к которому принадлежит он, Брэди, все, что прикрывает ноги и сделано из материала, хоть отдаленно напоминающего кожу, именуется башмаками. – А вот если у того, другого малого башмаки и имелись, то он взял их с собой в кровать. Во всяком случае, вокруг и следов их не было.
– А когда ты утром проснулся, он был на месте?
– Это вы про кого, про его милость любителя башмаков? Да нет, наверное. А чего ему там делать, как, впрочем, и любому из нас? К тому же к девяти оттуда надо выметаться – у Генри такое правило, – а если вздумаешь качать права, места в следующий раз не получишь.
– У Генри, должно быть, хорошая память на лица.
– Тех, кто хоть раз бучу затеял, точно не забывает. Большинство парней, что там ночует, скорее с полицией готовы дело иметь, чем с Генри.
– Он ушел раньше тебя?
– Нет, точно нет.
– А когда наш приятель смылся? – Крук мотнул головой в сторону газетной фотографии.
– Этот? Еще до того, как я проснулся. Уходить можно начиная с шести утра, но большинство старается задержаться подольше. Незачем вставать, понимаете? А тут еще холодрыга страшная по утрам.
– Но нашего друга это не смутило?
– Думаю, он просто не хотел поднимать шум из-за башмаков.
– А того, другого, ну, любителя чужих башмаков? Ты ничего не путаешь?
– Когда я проснулся, он мирно похрапывал.
– И когда это примерно было?
– Ближе к восьми. Я ушел около половины девятого, и он еще оставался на месте.
– Точно? – довольно равнодушно спросил Крук, но Билл Парсонс уловил бы в его голосе знакомые ноты.
– Жизнью готов поклясться, – жарко заверил его Брэди.
Крук поднялся с места, к явному неудовольствию своего собеседника. Не много есть на свете мест, где безработный чувствовал бы себя так же уютно, как в пивном баре.
– Ну что ж, отлично, – любезно откликнулся Крук – Надежда Преступников, – потому что, возможно, такая необходимость возникнет.
– В печенке у меня все это сидит, – в классической для себя манере обратился Крук к Биллу Парсонсу, оказавшись под вечер у себя в кабинете. – Нормальные люди делают за полицию ее работу – это же настоящий скандал. Мое дело – защищать Ферриса, а чем приходится заниматься? Расследованием убийства в Кэмден-тауне.
– Ну, и что мы имеем? – усмехнулся Билл.
– Тебе приходилось бывать в районе Хэмптон-корт? Это настоящий лабиринт. Выходишь в хорошо известный тебе переулок, который, по твоим расчетам, должен вывести тебя в центр города, а через две минуты снова оказываешься в самом начале. Этот малый, Фентон, – если он, конечно, Фентон, – знал эти места не хуже самого Брэди. Ему надо было избавиться от башмаков, и он выбрал самый удобный способ. Кому придет в голову разыскивать парня, заглянувшего в четырехпенсовую ночлежку?
– То есть, вы хотите сказать, он опасался этих башмаков? Но почему?
– Именно это нам и предстоит выяснить. И не говори мне, будто он просто проспал ночную стычку. В газетах ничего про эти башмаки не было?
– Нет.
– Что ж, придется самим этим заняться. Надо понять, почему Фентон так стремился от них избавиться. В любом случае, моя первоначальная версия идет прахом. Я исходил из того, что Фентону зачем-то нужно было убрать с пути Ферриса и он просто по ошибке воткнул нож в спину не тому, кому собирался. Но если Фентон вообще не имеет к этому убийству никакого отношения, то, может быть, полиция, в порядке исключения, попала в точку, может быть, это действительно дело рук Ферриса. Потому что если этот тип в семь тридцать был в Драммонд-отеле, он никак не мог прикончить нашего неизвестного друга в шесть пятьдесят семь. Даже Эвклид не стал бы этого отрицать.
– Резонно, – согласился Билл. – Что ж, приходится начинать сначала. И первое, что надо сделать, – установить личность того малого, в церкви…
