– Ну очень она ловка! – убежденно сказала мисс Бейтс.
– Я просто не вижу, как можно признать ее виновной, – продолжал голосок.
– Так что же, согласимся с тем, что Эдвард Росс сам себя задушил?
– Нет, конечно же, нет. Его убил кто-то, кого мы не знаем… Или убили.
– Но почему она не вернула часы на место? – снова спросил я.
– Да забыла, наверное! – ответил мне хор голосов. – Говорят же, каждый убийца хоть раз да поскользнется.
– Если бы не секретарша, про будильник никто бы и не вспомнил.
– Она вполне могла достать его из картонки позже, – предположил я.
– Разве? А я в этом сомневаюсь! Она осмотрела комнату, где будильник должен был находиться, и доктор с мисс Кобб искали с ней вместе. Потом, по словам мисс Кобб, она сама осмотрела библиотеку, а Марта ей помогала. Они все перерыли. И если бы миссис Росс вдруг предъявила часы, от нее ждали бы объяснений. Вот она и решила, что на первое время безопасней оставить их в коробке.
– Да хоть в окно могла выбросить! – не отставал я. – У них под окном сад.
– Вспомните, утром прошел дождь, настоящий ливень! – возразил мне кто-то. – Будильник упал бы в грязь, и всякий бы понял, что когда полил дождь, часов там еще не было. Все-таки есть толк в чтении детективных историй, – прибавил он. – Они учат, чего делать не следует!
– Только полицейскому придет в голову искать будильник в шляпной картонке, – заметил Моррисон. – Это как у Честертона: ты не ищешь в буфете змею, потому что знаешь: в буфетах змеи не водятся.
– Но если в дом никто не входил, – вступил в разговор мужчина, прежде не раскрывавший рта, – а похоже, что именно так и обстояли дела, то, значит, убить, кроме нее, было некому.
Мы начали обсуждать, не причастна ли к преступлению Марта, но скоро сдались. В самом деле, никакого мотива у нее не было, если не предположить интрижку с Эдвардом Россом, что само по себе абсурдно. Она служила у него еще до второй его женитьбы, он хорошо ей платил, от его смерти она бы ничего не приобрела. Нет, против нее дела не заведешь. И не то чтобы я этого желал. Просто мне хотелось, чтобы Виолу Росс оправдали, а это, по всему судя, выглядело делом весьма непростым.
– Если хоть малейшая возможность имеется, пусть даже самая маловероятная, что совершить преступление мог кто-то другой, вы должны ее оправдать, – сказал я.
– А разве есть хоть какие-то сомнения? – отозвалась мисс Бейтс. – Часы сами в картонках не прячутся!
– Никто и не предполагал, что виновата служанка, – воскликнул Моррисон. – Нам надо решить, согласны ли мы с тем, что виновна миссис Росс. А если это сделала не она, то кто же? Вот в чем суть проблемы.
– У нее была мотивация, были возможности, достаточно физических сил… И она призналась, что жили они с мужем несчастливо.
– Ну, если такое трактовать как повод для убийства, то гробовщики напьются на радостях, – сказал я.
– И все-таки отмахиваться от этого нельзя, – снова раздался голос Комарика. – Да, сказать, что у нее был роман с пасынком, мы не можем, но факт остается фактом: она навещала его несколько раз в его съемной квартире даже после того, как муж ее такие визиты положительно запретил. Да и выглядел пасынок не очень-то убедительно, когда давал показания. Будто боялся чего-то.
– Боялся, что ее приговорят за убийство, чего же еще.
– А по-моему, скорее того, что может всплыть.
Так мы топтались на месте, взвешивая то тот, то этот пустяк, цепляясь то к одному, то к другому. Я небо благодарил, что в нашей стране большинства голосов для вынесения смертного приговора недостаточно – необходимо полное единодушие всех присяжных заседателей. И решил, что буду держаться хоть до Судного дня. Пусть я не смогу их поколебать, но добиться пересмотра дела смогу, и уж тогда сам возьмусь за расследование…
Мало-помалу мы достигли той стадии, когда одиннадцать присяжных созрели для того, чтобы признать Виолу Росс виновной. Я же стоял за то, чтобы ее оправдать.
– Вам все равно, убила она мужа или нет! – воскликнула дама с лошадиным лицом. – Вы просто хотите, чтобы она соскочила с крючка!
– Я хочу быть уверен в том, что я делаю, – возразил я и всем остальным повторил то же.
Судья прислал сказать, что если нам нужна помощь, то он в нашем распоряжении. Когда, наконец, мы вернулись в зал судебных заседаний, оказалось, что больше половины присутствовавших разошлись. Конечно, люди не могут полночи просидеть в суде, даже когда речь о том, жить или не жить женщине. У всех есть свои ежедневные обязанности: готовить ужин, укладывать детей. Драма Виолы Росс – всего лишь атом, песчинка во Вселенной…
Вообще надо признать, что по большому счету мало кто принимал это событие близко к сердцу. Ну, может, поначалу оно щекотало нервы, как всякая скандальная новость, но потом острота притупилась, и сердечно сочувствующих делу было раз-два и обчелся. Я же, когда мы час за часом обсуждали это дело, вынося приговор, не мог не думать о том, каково ей сейчас там, в камере при суде, в присутствии надзирательницы. О чем она думает? Есть ли у нее предчувствия, как повернется дело? И когда ее ввели в зал, я бросил на нее взгляд и тут же его отвел. Лицо посерело, обычной ее живости как не бывало. Страшно подумать, каково это: сидеть и ждать в тишине. Судебный процесс – это была все-таки жизнь, мизансцены менялись, свидетели давали показания, следовало держать спину, не терять присутствия духа, вникать, вслушиваться… Не говоря уж об атмосфере, царящей в зале суда, особенно когда смертный приговор обсуждается – она ощутима, как дуновение ветра. Однако в часах мучительного ожидания ничего занимательного, это тоска и ужас.
Итак, судья задал свой обычный в таких случаях вопрос:
– Господа судебные заседатели, вы пришли к общему соглашению?
– Вынужден сказать, ваша честь, что среди нас один несогласный, – ответил Моррисон.
Судья осведомился, не находит ли староста присяжных, что есть смысл пересмотреть приговор, на что Моррисон ответил, что нет, не находит. Час стоял уже такой поздний, что остаться дольше значило бы провести тут всю ночь, а я был настроен голосовать за оправдание Виолы Росс столь же решительно, как мои коллеги – за то, что она виновна. Судья оказался философом. Он оценил положение и, обратившись к суду, распустил его. Мисс Бейтс, та прямо посинела от возмущения:
– Благодарение Богу, вас не будет в следующем составе присяжных!
Назавтра вся утренняя пресса вышла с заголовками вроде «Дело об убийстве: сенсация», «Дело Росс: присяжные разделились», а одна предприимчивая газетка даже озаглавила свой отчет «Двенадцатый». Я его просмотрел, почти ожидая, что наткнусь на свое имя. Поднял трубку домашнего телефона и попросил немедленно принести завтрак. Стало ясно, что оглянуться не успеешь, как у моего порога, подобно стервятникам над трупом, появятся сначала местные репортеры, а потом и лондонские их собратья. Я принял решение уехать в столицу и на несколько дней затаиться там. Осуществлению планов, которые я как раз обдумывал, вряд ли поможет, если меня будет преследовать свора ищеек-любителей, жаждущих знать, что я намерен делать, и готовых в романтическом свете преподнести мои действия в защиту миссис Росс, на каждом шагу чиня мне препоны.
