Сразу за базаром — длинный ряд всевозможных мастерских. Тут ремонт примусов и кастрюль, портновские и сапожные мастерские и парикмахерские, “забегаловки”, где из-под полы завсегдатаям отпускают самогон стаканами. Дельцы в потрепанных пальто и черных шляпах, крестьяне в домотканых свитках, музейные пани в старомодных манто, полицаи, неопрятные, с подведенными глазами проститутки…
Богдан купил на базаре несколько немецких эрзац-сигарет и направился в мастерскую, над которой на огромном фанерном щите горел неестественным красным пламенем примус. В углу полутемного помещения, заваленного ведрами, кастрюлями, ковырялся человек в замасленной одежде. Около него топталась бабуся с дырявой кастрюлей.
— Завтра, бабушка, сделаем, — говорил ей человек, поблескивая живыми глазами. Круглое лицо его, обрамленное короткой бородкой (не поймешь, бородка ли это или человек просто давно не брился) немного вытянулось от нетерпения. — Сегодня нельзя, бабушка. Завтра заберете кастрюлю, как новая будет.
Когда старушка, наконец, ушла, мастер набросил на дверь крючок и обернулся к Богдану.
— Я же предупреждал — ко мне лишь по неотложным делам!
Богдан сел на табурет.
— Именно неотложное и есть, Евген Степанович.
— И не Евген Степанович я, а Василь Петрович, и не Заремба, а Воляпюк, — поморщился тот. — Когда я вас научу?..
— Так мы же одни, Евген…
— Василь Петрович! — перебил Заремба. — Привыкать надо, а то сболтнешь где-нибудь нечаянно.
— Ладно. Я только что из магазина. Есть очень сажное сообщение…
Выслушав его, Заремба посидел минутку молча.
— Трудная задача, — вздохнул он. — Не под силу нам. Голое место, к складам не подползешь. Подстрелят, как куропатку…
— А если подъехать на машине — вроде бы получить что-то? — предложил Богдан. — Будто бы из какой-то воинской части. Документы приготовить, ну и…
— Эсэсовская охрана, — покачал головой Заремба. — Они на этом зубы съели. И где ты найдешь образцы документов?
— Можно попытаться… напролом, — не сдавался Богдан.
— Тебе не подпольщиком быть, а разбойниками командовать! — вскипел Заремба. — Вот так всегда: как черт в воду. Не выйдет! Рисковать можно, когда есть хотя бы одна сотая процента надежды. А тут и этого нет.
Богдан помрачнел.
Заремба развернул газету, вытащил селедку, луковицу и полбуханки хлеба.
— Давай присоединяйся…
Вдвоем они быстро съели селедку. Богдан закурил. Стоял у окна, наблюдая, как дворники расчищают улицу, сбрасывая снег в люк канализации. Внезапно чуть ли не подпрыгнул.
— Идея! — крикнул он вдруг. — Евген Степанович, идите-ка сюда!
— Не Евген Степанович… — начал было тот, но, увидев возбужденное лицо парня, спросил: — Чего тебе?
— Посмотрите. — Богдан указал на дворников.
— Ну и что?
— Канализация…
— Ну, канализация…
— А ведь склады на территории города, понимаете?
— Не пойму…
— Если там проходит канализация, то через нее можно пробраться на…
— Постой, постой, — потер лоб Евген Степанович, — а ведь это и впрямь идея!
Богдан сел на перевернутое ведро, вынул еще сигарету. Закурил и спросил:
— Вы Илька Шкурата не знали? — Заремба покачал головой. — Он со мной вместе заканчивал школу, сейчас где-то на фронте воюет. В двух кварталах от нас жил. Так вот, его отец — большой специалист по канализации. Илько, бывало, говаривал: “Батько знает там ходы лучше, чем улицы в городе”.
Заремба поднял на Богдана глаза.
— Над этим стоит подумать, — сказал. — Может, это и есть та сотая часть процента. А старик Шкурат надежный?
— Вполне! Хотя, — вспомнил, как тот когда-то драл Богдану уши, поймав в саду, — сухарь и, кажется, эгоист… Но возможно, это субъективно…
— Добро, я расспрошу про него, — перебил Заремба. — Теперь беги. В восемь буду у вас.
Шкурат сидел за столом и посасывал почерневшую от времени трубку. Когда Заремба объяснил все начистоту, старик сдвинул мохнатые брови и сказал:
— Согласен. — Долго набивал трубку, пустил под потолок струйку едкого махорочного дыма и добавил: — Но ведь гитлеровцы кое-где завалили люки…
— Много выходов в районе военных складов? — спросил Евген Степанович.
— Если не завалили, выйдем! — ответил старик.
Был намечен следующий план диверсии. Из партизанского отряда Дорошенко доставить взрывчатку. Это задание поручили члену организации — ветврачу, имевшему возможность легально выезжать из города. К этому времени Шкурат должен был обследовать входы в канализационную систему в районе военных складов, а Богдан — добыть для трех участников диверсии электрические фонари, резиновые сапоги и ватники.
Через три дня ветврач привез из отряда тол. Шашки, похожие на мыло, лежали в чемоданчике, и Богдану не верилось, что в этих желтоватых кубиках таится адская разрушительная сила. Заремба научил его прилаживать капсюли. Пришел Шкурат. У него была сумка с едой. Посидел, пососал трубку, потом бросил:
— Пошли…
До условленного места добирались поодиночке. Уже совсем стемнело, когда сошлись на безлюдной улице. Шкурат поднял крышку люка и полез первым. За ним спустился Заремба. Богдан осторожно оглянулся и стал опускаться в люк. В соседнем доме громко хлопнули двери, послышались чьи-то голоса. Богдан спрыгнул и опустил за собою люк. Внизу уже мерцал фонарик-Богдан шел за Шкуратом. Старик двигался легко, опираясь правой рукой на короткую палку, а левой касаясь стены канализационной трубы. Все ему здесь было привычно; он не обращал внимания даже на зловонную жидкость, которая противно чавкала под ногами.
— Ничего, привыкнете, — бросил он, заметив, как Заремба и Богдан затыкают носы.
И действительно, притерпелись, постепенно тошнотворные запахи перестали их мучить, но идти было по-прежнему трудно. Пот заливал Богдану глаза, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Сколько же они прошли? Кажется, еще шаг — и силы иссякнут…
Шкурат остановился.
— Отдых, — сказал. — Дальше будет тяжелее.
— А я думал, хуже быть не может, — вздохнул Богдан.
Заремба молча оперся на стену, стараясь избавиться от нестерпимой боли в пояснице. Богдан видел, как дрожат у него колени. “Да, — подумал юноша, — как-никак возраст дает о себе знать… Мучается, а молчит… Из железа человек!”
Богдан осветил фонариком циферблат и свистнул: целый час уже бредут они. Сколько же еще? Он присел на корточки, опустив на пол мешок с толом. Отдыхать так отдыхать: ежели впереди еще труднее — значит, надо собраться с силами.
