Я перестала слушать. Четырнадцатилетие моей сводной сестры предполагало день в особняке в Лоррене в окружении толпы подростков, дядюшек, тетушек и бесчисленных кузин и кузенов, которые все будут спрашивать меня: как поживает Флориан? Я собиралась позвонить отцу и сказать, что твердо намерена случайно, но – о, как же вовремя! – сломать обе ноги накануне дня рождения, и тут как раз вернулся Никола.
Когда, почти восемь часов спустя, пришла из кафе Катрин, я все еще повторяла: «Я не могу туда пойти». Никола сидел за своим письменным столом, который временно перенесли, чтобы разместить меня, в уголок между кухней, стенным шкафом и одной из ванных. На голове у него были огромные наушники.
– С кем ты разговариваешь? – спросила меня Катрин.
– С Нико. Но он, кажется, уже… – Я посмотрела на часы. – О боже. Уже четыре часа он меня не слушает.
– А куда ты не можешь пойти?
Никола, ощутив вибрацию от шагов Катрин в квартире, обернулся, снял наушники и сказал своей кузине: «Брось. Не поощряй ее! Это чудовище. Как начнет, так не остановится».
– Я не хочу идти на день рождения моей дерьмовой сестры! – выкрикнула я.
Никола снова надел наушники, а Катрин сходила в кухню за бутылкой вина и спокойно поставила ее на стол в гостиной, налив два больших стакана, себе и мне.
«Вот спасибо-то», – обрадовался Никола. Он взял бутылку, наполнил свой стакан для воды и сел рядом с нами.
– Я не могу туда пойти, – повторила я.
– Ну так не ходи, – предложила Катрин.
– Я ей это весь день твержу, – вмешался Никола. – Но она, кажется…
– Если я не пойду, – подхватила я эстафету, – для отца и Жозианы это будет жестокий удар. Обида на годы. Я не хочу обид. Но и семейных сборищ я сейчас не хочу… Какого черта я попрусь на день рождения младшей сестры?! Да и ей-то на это плевать!
– Брось, – сказала Катрин. – Я уверена, что ты ее кумир.
Я вместо ответа просто показала Катрин на упомянутого кумира: спутанные волосы, старенький дырявый свитерок, штаны с пузырями на коленях и теплые тапочки. Вряд ли на это запала бы девочка-подросток, которая ездит в техпомощь, вырядившись, как Гвен Стефани
[24]. Катрин кивнула, соглашаясь.
– Я могла бы объяснить Биллу и Жозиане, что у меня несчастная любовь и у меня нет настроения встречаться с дамочками из Лоррена…
Катрин чуть улыбнулась:
– Но ты ведь можешь… и пойти – ненадолго, часа на два, на три, чмокнешь сестру, засвидетельствуешь почтение и – пулей обратно!
– Именно это я ей и предлагал с двенадцати до двух, – сказал Никола. – Решайся на что-нибудь, Жен. Ничего страшного, если ты не пойдешь. Думай о себе, вот и все.
– Да, я ДУМАЮ о себе! Я думаю, что будет со мной, если я не пойду, и схожу с ума.
– Что-то ты легко сходишь с ума в последнее время.
– Имею право, у меня несчастная любовь!
Катрин состроила сокрушенную мину:
– Мы договоривались – только до понедельника, киска. Технически ты права больше не имеешь.
– Как это?..
Я скрестила руки и откинулась на спинку дивана – настоящая карикатура на обиженного ребенка.
– Знаешь что? – сказала Катрин. – Я думаю, тебе надо идти. К тому времени пройдет уже две недели после «событий», ну вот… тебе только на пользу. Час. Максимум. А потом мы привезем тебя сюда.
– «Мы» привезем? Вы поедете со мной?
– Ни за что, – отчеканил Никола, а Катрин в унисон с ним сказала:
– Ну да, конечно, мы с тобой!
Я представила, как впервые после «событий» надеваю цивильную одежду (я не носила «настоящих» брюк после ухода Флориана), как выхожу на свежий воздух, поддерживаемая двумя моими друзьями, как пью вино с видом сильной женщины, смирившейся с судьбой, вызывая восхищение родни и уважение компании подростков, которые увидят в моем стоицизме перед несчастьем признак бесконечной крутизны.
– Может быть, – неуверенно согласилась я.
– Отлично. Вот и начинай одеваться сейчас же.
– Это же только через две недели, Кэт!
– Совершим первый выход. Что-нибудь незатейливое, попрактиковаться.
– Не-е-еет…
– Да. Просто пойдем, выпьем по стаканчику в баре Нико.
«Бар Нико» не был баром Нико уже почти пять лет, но мы продолжали так его называть, как и некоторые завсегдатаи, еще приходившие туда вкусить теплой атмосферы, которую сумел создать Никола и которую у новых владельцев хватило ума поддерживать.
«Ннннне-е-ееееет…»
Я глубже забилась в угол дивана. Если бы я могла, я бы слилась с удобными мягкими подушками старенького Экторпа. Отрадная мысль. Стакан с вином я прижимала к себе – будь у меня под рукой бутылочка с соской, я бы налила в нее вина и сосала…
– Обязательно, – не отступалась Катрин. – Одевайся, идем в бар, выпьем немного и вернемся. Да, Нико?
– Меня-то почему всегда впутывают? – жалобно спросил Никола.
– Потому что тебе это доставляет удовольствие.
– Мне надо за Ноем…
– Группа продленного дня работает до шести. Успеем выпить по стаканчику, а на обратном пути зайдем в школу. Заметано. Пошли! Пошли! Пошли!
Она была невыносима, но устоять перед ней не мог никто. Мы с Никола еще немного поныли. Я с трудом поднялась, ожидая едва ли не услышать треск, когда отдирала себя от дивана, и направилась в свою комнату. Моя одежда лежала в двух так и не распакованных чемоданах. Вернулся ли Флориан в наш дом? Ощутил ли укол в сердце, увидев мой гардероб пустым? А чертова хипстерша уже повесила в шкаф брючки с высокой талией? Я вздохнула, роясь в одном из чемоданов в поисках неизмятого свитера, который и надела с моими любимыми джинсами.
Впервые за без малого две недели я посмотрелась в зеркало. Боже, какая я бледная! Я достала косметичку и принялась «штукатурить фасад»: корректор под глаза, румяна, тушь… Мне казалось, что я не красилась уже много лет. Суетный жест, но мне немного полегчало. Когда вернусь, уберу одежду в комод, пообещала я себе. Вот так, мелкими шажками – к выздоровлению…
Я вышла в гостиную под трогательные аплодисменты Катрин: «Ты прелестна, сердечко мое!» Она обмотала мне шею шарфом, сунула ноги в сапоги и ухватила за рукав Никола. «Да зачем…» – еще ныл он, когда мы вышли на улицу, под холодный сухой ветер.
Миновав перекресток, мы уселись за деревянный столик в золотистом свете убывающего дня. В баре Нико было хорошо, несколько энтузиастов уже пришли пораньше на вечерние посиделки начала недели – молодежь лет по тридцать, веселая и без проблем. Играл под сурдинку старый добрый Боб Дилан, официантка разносила по столикам подносы с колбасами и бутылки перуанского вина. Когда Никола открыл бар десять лет назад, он постарался создать в нем спокойную и теплую атмосферу, которая, он был уверен, понравится многим, кто хочет просто выпить, перекусить и поговорить, чтобы не приходилось перекрикивать музыку. «Старичье», – говорили мы о таких, включая в эту категорию и себя. В Монреале были десятки подобных баров, но Никола нашел и свою нишу, и свою клиентуру. Продав бар, он стал обладателем небольшого состояния.
