Она смотрела на меня со всей мыслимой печалью в прекрасных синих глазах. В свое время она доводила меня до безумия, называя «деткой» с высоты своих двадцати шести лет, когда мне было семнадцать. Но ее искренность тоже была безупречной: моему отцу, уж не знаю как, удалось отыскать единственную «trophy wife» на свете, которая, хоть и не брезговала деньгами, жила с ним действительно по любви. Она любила Билла, и любовь ее простиралась на все, что Билл в своей жизни сделал. Она любила его телепродукцию (гала-концерты, телевикторины, ток-шоу, а теперь и реалити-шоу)… и меня.
– Хорошо, все хорошо…
– Он вернется, – сказала Жозиана, обнимая меня и глядя в глаза с такой убежденностью, что я почти испугалась. Она первая после «событий» сказала мне это. Мои друзья не пытались меня утешить и, даже когда я в пижаме пила водочно-ежевично-креветочный коктейль, не говорили мне «он вернется». И я вдруг прониклась к Жозиане неудержимой благодарностью. Я знала, что это не лучшее, что можно сказать, но ее простодушная доброта и материнская непосредственность (она сказала «он вернется», как помазала йодом бобошку) глубоко тронули меня. Я выдала ей свою знаменитую мужественную улыбку последних дней.
– Нет уж, не вернется он, – вмешался Билл. – Да так оно и лучше.
Очко за здравомыслие, папа, минус пятнадцать за деликатность.
– Билл! – с укором сказала Жозиана и обняла меня за плечи. – Поздороваемся со всеми, а потом поболтаем.
Ее забота слегка начала меня утомлять. Она говорила со мной, как с тяжело больной. Каковой я, возможно, и была на самом деле. Мои родители и друзья не принимали такого отношения, находя его, надо полагать, чересчур нежным или на грани снисходительного. Я представила себя в терминальной фазе рака, в окружении друзей и родных, говорящих мне: «Борись, ты одолеешь эту пакость!», и только Жозиана на заднем плане печально качала головой, повторяя: «Больно, ну, так и должно быть».
– Не беспокойся, – предупредила она, ведя меня в гостиную. – Все в курсе, что с тобой случилось.
Я оторопела. Как можно заявить такое после «не беспокойся»?! Она считает, что это хорошая новость? Я проглотила столько книг, фильмов и телесериалов, в которых мне твердили, что по-настоящему сильную женщину не может сломить уход мужчины, что от слов Жозианы глупейшим образом почувствовала себя униженной. Я лузер, я ущербная, я та, на кого косятся с сочувствием, думая про себя: «Бедняжка, ее бросил парень». Та, на кого люди, счастливые в любви, смотрят свысока. «Боже мой, – подумала я, идя через большую серо-белую гостиную, огромные окна которой выходили на реку, – надо будет поговорить об этом с Жюли Вейе».
– Выпьешь виски? – спросила Жозиана тоном заботливой мамочки. – Твой отец его очень уважает, когда надо взбодриться.
– Это мои корни, – объяснил Билл, отчего я прямо-таки закатила глаза к небу. Он проявлял так мало интереса к своим ирландским корням, что даже так и не выучил толком английский. Но склонность к виски соответствовала его представлению о человеке, обладающем властью.
– Знаешь, что? – ответила я Жозиане, не обращая внимания на отца. – Не откажусь.
Жозиана повернулась к единственной в доме «библиотеке», где за фальшивыми корешками книг скрывался бар.
– Отдает «Mad men»
[37], – сказала я.
– «Mad» что? – не поняла Жозиана.
– Ничего. Телесериал.
– Мы видели, Билл?
Жозиана всегда говорила «мы». Отец пожал плечами: он не продюсировал «Mad men», поэтому сериал был ему совершенно неинтересен. Через пять минут я держала в руке стакан виски, узнав из этикетки на бутылке, что оно сделано в Коннемаре и обладает крепостью 60 %. Фантастика, подумала я, чокнувшись с Жозианой, которая пила коктейль из пива с вином.
– Класс! – выдохнула я, сделав обжигающий глоток. – И я пьяна.
– Молодчина! – отец хлопнул меня по спине.
– Молодчина, папа? Честно?
Он улыбнулся мне и приобнял за плечо, повторив: «Молодчина».
– А где все? – спросила я.
– Девочки в подвале, – ответила Жозиана. – Остальные на кухне.
Старый добрый Квебек, подумала я, направляясь в большую кухню, словно сошедшую со страниц «Декормага». Есть гостиная с камином и огромными окнами, откуда открывается великолепный вид на закат над рекой, а мы тусуемся на кухне. Мне вспомнилась свадьба канадца и француженки, на которой мы с Флорианом были в Париже. После регистрации брака молодожены пригласили нас к себе на аперитив. Все канадцы инстинктивно прошли на крошечную кухоньку под растерянными взглядами французов, которые удобно (и вполне логично) расположились в креслах в гостиной.
– Народ, Женевьева пришла!
Народ – это были моя тетя Кэтлин, ее муж и три сестры Жозианы с мужьями. Четыре пары выдали мне восемь сокрушенных улыбок. «Привет, красавица», – поздоровалась Кэтлин, прижав меня к своей пышной груди. Сестры Жозианы, которых я так и не научилась различать, по очереди обняли меня, а их мужья (тоже неразличимые, кроме Жазона, мужа самой младшей сестры, моего ровесника, который всегда напивался с Флорианом на рождественских вечеринках) торжественно подняли стаканы.
– Все в порядке, – сказала я. – Никто не умер.
– Нет, но что-то все-таки умерло, – возразила Жозиана таким тоном, что я чуть не рассмеялась.
– Ничего, все в порядке, Жози… не надо акцентировать…
Я изо всех сил старалась выглядеть непринужденно. Если бы я не сдерживалась, то могла бы наговорить резкостей.
– Говорить об этом – правильно, – не удержавшись, добавила Жозиана.
«В каком женском журнале ты это вычитала?!» – захотелось заорать мне. Но я лишь снова улыбнулась своей мужественной улыбкой и отпила большой глоток виски из Коннемары, моего нового любимого напитка.
– Пойду поздравлю Одреанну, – сказала я, протискиваясь под скорбными взглядами к лестнице, ведущей в подвал.
Цветочно-сладкий запах юных девушек донесся до меня еще на середине лестницы. Они стояли ко мне спиной, десяток светлых, темных и рыжих головок с одной и той же прической: длинные, умело разглаженные волосы и – я догадывалась об этом, не видя их лиц, – падающая на глаза челка. На всех были слишком тесные джинсы с низкой талией, кроме одной рыженькой, чьи конфетно-розовые брючки сообщали готическим шрифтом на ягодицах, что она «princess».
– О боже мой! – взвизгнула одна из них. – Какая фигня!» – Последовал каскад хрустального смеха. Они сгрудились перед компьютером.
– Привет, девочки, – поздоровалась я, вдруг словно увидев со стороны мой облик, мою позу, мою энергию, мои волосы, совсем не разглаженные. Они все разом обернулись. Детские личики на женских телах. За неполных пять секунд их чересчур накрашенные глаза рассмотрели меня в деталях снизу доверху.
