– Я… я хотел… – Он покашлял, как мне показалось, делано. – Узнать, как ты поживаешь?
Я догадалась, не имея тому подтверждения, что он дважды звонил в квартиру и, нарвавшись на отборную брань Катрин (которая специально ради такого случая выучила немецкие ругательства), второй раз попал на Никола, который заверил его, что я жива, спасибо, до свидания.
Он подождал немного, потом сказал: «Ладно». Ему стало ясно, что я не скажу ни слова, по крайней мере, не сейчас. Я открыла было рот, чтобы сказать, что молчу, потому что имею право, а не потому, что дуюсь, но подумала, что он достаточно хорошо меня изучил, чтобы знать, что дуться не в моем характере. Но что он знал обо мне в несчастной любви? Что я сама о себе знала? Из-за него я стала другим человеком.
– Я думал послать тебе мейл, – сказал он, – но… решил, что это будет трусливо.
В этом был весь Флориан: голова работает и принципы незыблемы. Он был, конечно, прав, но мне подумалось, что в этой ситуации трусость, вернее слабость, была бы более приемлема и даже милосердна. Я могла бы прочесть его мейл в окружении друзей, вооружившись бутылкой спиртного: сценарий, куда более приятный, чем то, что происходило сейчас.
– Ладно, – повторил он. – Это, наверно, была плохая идея.
Он говорил очень ласково – я знала этот его голос.
– Подожди, – сказала я.
Я не хотела, чтобы он отключался. Но не могла же я просить его оставаться на линии и дышать в трубку еще час, пока я не уйду на встречу с психотерапевтом!
– Долго же ты собирался, чтобы мне позвонить.
Это вырвалось у меня само собой. Я ведь все время думала о молчании Флориана и о том, что оно значит, – все время, до этого момента.
– Но… я хотел… ты тоже не звонила.
– Я ТЕБЕ не звонила? Ты издеваешься?
Ох-ох. Мне пришло в голову, что если я рассчитывала хоть на секунду сохранить достоинство и хладнокровие, то глубоко заблуждалась.
– Ты издеваешься? – отчеканила я.
– Женевьева…
– Ах, какие мы невозмутимые, какие взрослые, какие, бог ты мой, титаны самоконтроля! Будь же человеком хоть раз в жизни, черт возьми!
Первый залп вхолостую. Браво.
– Я не могла тебе звонить, потому что боялась, что твоя чертова хипстерша снимет трубку! И потом, что ты хотел, чтобы я тебе сказала, а? Хотел подтверждения, что да, ты разбил мне сердце? Что я реву ночами напролет из-за тебя? Это ты хочешь услышать? Ты доволен?
– Женевьева, перестань. Это не ты.
– «Это не ты», – передразнила я противным голосом. – Нет. Это не твое представление обо мне, Флориан. Извини, что не могу быть всегда в точности такой, как тебе бы хотелось. Я уверена, что твоя дерьмовая подружка всегда именно такая, как ты хочешь. Извини, что не могу предоставить тебе ЕЩЕ и бывшую, которая говорила бы только то, что ты хочешь услышать.
«Обалдеть!» – подумала я.
Я вздорная, скандальная, но бог ты мой, как же от этого полегчало.
– Да к черту! – почти выкрикнул Флориан в трубку. – Я только хотел узнать, как у тебя дела! К черту!
– Хорошо у меня дела, кретин чертов!
Мне хотелось орать, осыпать его бранью. Ничто на свете не доставило бы мне большего наслаждения, чем ругать его на все корки часами. Разве что, может быть, ударить. Боже мой. Мне в самом деле хотелось его ударить.
– Ты что, думал, я буду за тобой бегать? У тебя крыша съехала?
– Я брошу трубку.
– Ха! Ты мне звонишь, чтобы бросить трубку.
– Да что ты хочешь от меня услышать?!
Я хочу, чтобы ты умылся кровавыми слезами, подумала я. Но даже в моем теперешнем состоянии я чувствовала – еще чуть-чуть, и все превратится в фарс.
– Я ничего не хочу от тебя слышать.
«Я ничего не хочу от тебя слышать». Это была, разумеется, ложь, ложь и архиложь. Я хотела услышать, что ему очень жаль, или что он задушил ночью свою хипстершу и выбросил ее тело в реку, потому что не мог больше выносить ее глупость, и что он возвращается, что он купил самые прочные наручники, чтобы приковать ими себя ко мне до скончания времен.
– Ладно, – произнес спокойный и степенный голос Флориана. – Я… я думаю о тебе, поняла?
– Иди на фиг.
– Ну что ж… я… до ско… пока.
– Иди на фиг.
И я повесила трубку.
– Хорошо было, а? – сказала я уставившимся на меня котам и рухнула на диван. Я не плакала, меня трясло. Хотелось кусаться. Мой телефон пискнул: пришло сообщение. Я перевернула аппаратик, готовая возненавидеть каждое слово Флориана, но это был Максим. «Встречаюсь с Нико в баре сегодня вечером в 18. Присоединишься? М.» Я отшвырнула телефон, который, к счастью, приземлился на кресло.
Еще сорок пять минут до встречи с психотерапевтом. Если я сейчас же не выйду, сказала я себе, то прогрызу диван. Я схватила первое попавшееся пальто, сунула ноги в сапоги и вылетела из квартиры. По лестнице поднимался Эмилио с огромным мешком картошки.
– Querida, разве это не пальто Никола?
– Некогда!
Если бы я остановилась, то врезала бы ему, просто ради удовольствия кому-то врезать. Так что я на бегу помахала ему рукой, кубарем скатилась по лестнице и помчалась в кафе, где работала Катрин.
– Привет, – сказал мне невыносимо игривым тоном Стивен, управляющий кафе, толстяк, который, как я подозревала, еще играл в компьютерные стрелялки и давно неровно дышал ко мне. Катрин наверняка рассказала ему о моем разрыве, и бедняга, похоже, питал надежду, которую я со злобным удовольствием изничтожила убийственным взглядом. Катрин за стойкой возилась с гигантской кофе-машиной.
– Флориан мне звонил, – сообщила я, оттолкнув молодого человека со связанными в пучок волосами.
– Иди ты! – вскрикнула Катрин. Она никогда не церемонилась, выражая удивление. Бросив свое занятие, она выскочила из-за стойки ко мне.
– Э-э… мой кофе? – робко спросил молодой человек с пучком.
– Видишь, ботаник, у меня срочное дело! – бросила ему Катрин, увлекая меня к столику. – Стив! Сделай кофе! Парень, который очень хочет выглядеть студентом-историком искусств, заказал маленький латте.
Она говорила очень, очень громко. Катрин была, наверно, единственной в мире официанткой, которая могла оскорблять клиентуру, командовать начальством и не потерять работу.
– Я, вообще-то, антрополог… – жалобно проблеял бедняга клиент, что в другое время меня бы насмешило.
– Так, – сказала Катрин, садясь напротив меня. – Подробности.
Она замолчала, словно вдруг что-то заметив.
– Это не пальто Нико на тебе?
– Да? Очуметь… прикинь, в каком состоянии я уходила? Но хоть сапоги надела, ты бы на моем месте…
