– Понимаю, – перебил Карр, оберегая больного от лишних речевых усилий: врач был уже совершенно убежден в верности своего диагноза. Тот самый первый позыв пройтись, чтобы полегчало, являлся классическим симптомом закупорки сердечных сосудов, коронарной окклюзии, который отличал ее от приступа стенокардии. – Был ли у вас, мистер Уайлдер, когда-нибудь повод подумать, что у вас что-то неладно с сердцем? Беспокоило ли вас…
– У меня это не сердце! Тот полицейский… вся эта белиберда с сердцем из-за него началась.
Доктор Карр ответил ожидаемой улыбкой:
– Ну, я не думаю, что доктор Рагги согласился бы с диагнозом полицейского. – И тут же перевел взгляд на молодого терапевта, запоздало сообразив, что у Рагги абсолютно отсутствует чувство юмора, и быстро бросив больному извиняющимся тоном: – Давайте попробуем сделать что-то, от чего вам стало бы комфортнее. – Он указал индийцу пальцем на дверь.
Рагги открыл ее, вышел вслед за Карром, с убийственной серьезностью уверяя того:
– Сэр, прошу вас, я не соглашался с диа…
– Я согласен с вашим диагнозом, доктор Рагги.
Лицо молодого терапевта расплылось в улыбке, выражавшей неописуемую признательность:
– Благодарю вас, сэр.
– Но не с вашими действиями.
Пораженный, Рагги спросил:
– Как так, сэр?
– Я не увидел ничего, что вызывало бы необходимость в кислородной маске, – мягко выговорил Карр. – И вам все же надо думать о травматическом воздействии на больного.
– Я понимаю, сэр, но доктор Сиплтон все время говорил нам, что это самая надежная защита от…
– Самая надежная для кого, для доктора или для больного? – оборвал его Карр, взвившись до точки кипения, едва Рагги упомянул Сиплтона. Все было понятно: по-видимому, Сиплтон (все-таки знаменитый преподаватель!) умел производить впечатление на всех студентов-медиков. Зато Аарон Карр слышать не мог этого имени без саднящего воспоминания о том, как старый кардиолог, председательствовавший в Атлантик-Сити на конференции по этиологии коронарной окклюзии, где Карр сделал доклад на основе работы в Берринджеровском институте. Сиплтон употребил весь немалый вес своей репутации и добился резолюции, гласившей, что нет каких бы то ни было точных свидетельств, что стресс является причинным фактором при коронарной окклюзии. Однако самообладание победило, и доктор Карр тихо спросил:
– Вы дали ему гепарин?
– Нет, сэр, – ответил Рагги, вполне чутко уловивший, что не следует говорить о том, что применение гепарина не входит в число одобряемых Сиплтоном процедур.
– Я бы предложил сто миллиграммов – и сейчас же.
– Слушаюсь, сэр, – раздраженно буркнул Рагги, поворачиваясь к шкафу с лекарствами.
– Вы вызвали доктора Титера?
– Его нет в городе, сэр.
Воздержавшись от комментария, Карр взглянул на регистрационный бланк:
– Нью-Ольстер… Это далеко отсюда?
– Мисс Пирсон говорит, милях в сорока, сэр.
– Полагаю, жене его вы еще не звонили?
– Я опасаюсь, сэр, что в этом плане возникнут некоторые сложности. Она находится на судне, которое только сегодня топравилось в Европу.
– Нам же надо кого-то уведомить, – сказал Карр, поворачиваясь, чтобы вновь войти в смотровую, при этом он успел заметить, как пациент, увидев, что дверь открылась, быстро отвел глаза: подтверждение упрямого отказа признать очевидное.
Сестра по-прежнему стояла, держа в руке ленту ЭКГ. Умышленно подчеркнутым жестом Карр протянул руку за кардиограммой. Как он и ожидал, на графике не было свидетельств коронарной окклюзии: для этого было слишком рано, – но он не отрывал от ленты взгляд, расчетливо усиливая нажим, дожидаясь, пока взгляд больного вернется к нему, врач молчал, пока не услышал голос больного:
– Вы все же думаете, что все дело в моем сердце, так?
– Думаю я вот что, – твердо произнес доктор. – Было бы крайне опасной игрой утверждать, что это не так. И я бы предложил, мистер Уайлдер, чтобы вы позволили нам уложить вас в постель… – Карр расчетливо сделал паузу, следя за реакцией больного, он видел, как тот прищурил глаза, как стиснулись его челюсти, а левая рука тайком вцепилась в край стола.
Аарон Карр весь подобрался, ожидая неизбежного следующего вопроса. Его не последовало. Вместо этого врач услышал твердое и мужественное:
– Что с моей машиной?
Карр переадресовал вопрос Рагги:
– Что с машиной мистера Уайлдера?
– Ее доставят сюда, сэр. Так меня уведомил офицер полиции.
– Не беспокойтесь о своей машине, мистер Уайлдер. Мы позаботимся, чтобы за ней приглядели.
– А я и… не беспокоюсь… о машине, – выговорил больной, с силой, словно от испуга, выталкивая слова из глубины груди. – Там… на переднем сиденье… гранки… отчета для акционеров. Кому-то придется… приехать за ними. Вы не позвоните мистеру Краучу?
Припомнив название фирмы в регистрационном бланке, Карр сказал:
– Он президент вашей компании, как я понимаю?
– Да… Мэтью Р. Крауч… Нью-Ольстер. Позвоните ему домой. Его телефон…
– Не беспокойтесь о номере телефона, мистер Уайлдер. Телефонистка легко отыщет его.
– Просто скажите ему, пусть кто-нибудь, заберет гранки.
– Я прослежу, чтобы ему позвонили, – рассеянно пообещал доктор Карр, которого занимало столь наглядное проявление одержимости работой. Не было более точного свидетельства сердечного приступа, вызванного стрессом, чем мысли пациента, который в такой критический момент думает не о себе, а о своей работе.
– Скажите ему, пусть позвонит в типографию. Там уже все готово, ждут только нашего сигнала.
– Хорошо, – кивнул Карр. – А как быть с вашей женой? Как я понимаю…
– Ей вы не позвоните. Она на корабле только отплыла в Европу.
– Есть еще кто-то, кому мы можем позвонить? – начал Карр, но тут же умолк, увидев, как на лице больного внезапно появилась и застыла гримаса страха после прозвучавшего вопроса:
– Не настолько же все плохо, а?
– Будем надеяться, что нет, – ответил врач, намеренно воздерживаясь от положительного заверения. – Выспитесь хорошенько за ночь, завтра утром мы сможем сказать вам гораздо больше, чем сейчас.
Какое-то время казалось, что больной, очевидно, смирившись с положением, вполне сговорчив, однако это предположение развеял новый взрыв:
– Я же должен выбраться отсюда еще до вечера! У меня скоро важная конференция. Всего пять недель. – Но его голос заглушил приступ боли.
Аарон Карр смотрел на моментально исказившееся лицо, уже нимало не сомневаясь в верности своих выводов. Этот случай – не уникальный. За время исследований, проведенных в Беллинджеровском институте, Карр изучил более сотни историй болезни мужчин, которых до инфаркта довела вот эта самая безоглядная одержимость работой. Он наблюдал мужчин на ранней стадии их недуга, откровенно шедших к тому же концу, глухих ко всем предостережениям, безумно упорных в том, чтобы пожертвовать собой ради цели, которую никто из них даже не мог сформулировать. Они походили на религиозных фанатиков, ищущих какого-то таинственного откровения, одержимых настолько, что сам поиск извратил цель. И вот он, результат: руина, оставленная пронесшимся ураганом, сердце, истерзанное дикими вихрями бешено работающего мозга.
