– Да так… пробую… да, – замямлил Карр, ведя себя, как любой восторженный новичок, которого вынуждают признаться в мечте стать знаменитым писателем. – Кое-чего покороче я опубликовал и немало… разумеется, статей по медицине.
– И эта книга, она тоже медицинская?
– Скажем так: и да и нет. Начиналась она как книга популярная: такой ее себе издатель представлял, когда впервые обратился ко мне, – но в ней столько всего, чему следовало бы пробиться сквозь всякую лирику до сознания профессиональных медиков. Даже и не знаю, во что все это выльется.
– Стало быть, у вас уже и издатель есть? – спросил пораженный Джадд.
– Ну да. Из-за этого-то я и начал. Там есть такой Ле Корт, один редактор издательства, он прочел какую-то из моих журнальных статей. И решил, что ее можно развернуть до книги – вот они и заключили со мной договор.
– И давно вы над ней работаете?
– Да уж изрядно, слишком давно, – признался Карр взволнованно извиняющимся тоном. – Должен был бы уже написать, только трудно было. – Доктор пожал плечами. – Я никогда прежде не писал ничего для непрофессионалов, в нашей среде, как понимаете, не слишком-то высоко ценится популяризация медицины, а еще куда меньше, боюсь, когда тебе хочется высказаться о вещах необщепризнанных.
– Вы, надеюсь, не про свои соображения по поводу стресса и сердечных приступов?
Карр отрывисто кивнул:
– Временами медицинское сословие бывает несколько склонно к… наверное, «запретительство» – не совсем точное слово.
– А как «узколобость», подойдет? – с улыбкой предложил Джадд, но, заметив, как передернулся готовый ринуться на защиту Карр, испугался, что зашел чересчур далеко, и быстренько ретировался к более безопасному: – Может быть, к «консерватизму»?
Доктор Карр молчал, явно решая для себя вопрос, а подобает ли принимать какую угодно критику в адрес медиков от непосвященного, это было так ясно написано у него на лице, что Джадд удивился, когда услышал:
– Настоящая беда в том, что в наши дни медицина несколько помешалась на науке. Все надлежит определять количественно и в цифрах. Истинно только то, что видишь на шкале прибора, а такого прибора, который сообщает данные о стрессе, конечно же, нет. И никакими пробирочными анализами нельзя отличить один вид стресса от другого. Не существует такой математической формулы, по какой можно было бы, подставив значение личности для «икс» и показатель стресса для «игрек», получить точное предсказание инфаркта в возрасте до пятидесяти лет.
– Однако, ясное дело, хватает доказательств…
– Конечно же! Они вокруг нас. – Карр сдернул очки. – Вам говорили когда-нибудь, что если вы не сбавите обороты и не успокоитесь, то можете свалиться с сердечным приступом?
– Ясное дело, каждый врач, к кому я когда-либо…
– Именно! На практике мы соглашаемся с этим каждый день в нашей жизни. Но только попробуйте опубликовать статью в каком-нибудь крупном журнале, я хочу сказать, и назвать в ней стресс главной причиной коронарной окклюзии! Тут лучший способ выкрутиться – схоронить эту причину в длинном перечне возможных сопутствующих факторов.
– Но ясно ведь, что вы не один. Есть, должно быть, и другие доктора, у кого…
– Их немного! – воскликнул Карр. – Только если хочешь и дальше оставаться медиком, то не станешь сражаться с тем, что давно и прочно сложилось в целую систему. Возьмите НАС – Национальную ассоциацию сердца. Ей полагалось бы просвещать общественность, учить людей, как избегать сердечных приступов, а в последнем номере ее печатного вестника, он в данную минуту лежит у меня на столе, опять: диета, сигареты, сидячий образ жизни – и все, ни слова о стрессе, ни слова!
– Но с чего бы это им?
– А с того, что очень именитые кардиологи опасаются, как бы… – Карр оборвал себя, умолк не только из осторожности, но, казалось, еще и потому, что иссякли силы, потраченные на взрыв эмоций.
– Вы полагаете, что ваша книга что-то в этом изменит?
Доктор покачал головой, отведя взгляд и уйдя в себя.
– Тогда чего же вы стараетесь добиться? Что эта книга вам даст? Думаете, станет крупным бестселлером и вы на ней деньги заработаете?
– Нет-нет, – беспокойно вскинулся Карр. – Просто так много практикующих врачей и терапевтов, если бы только они смогли получше понять, что такое на самом деле корпоративная жизнь: среда и условия, в которых приходится работать руководителю-управленцу, стрессы и нагрузки, каким он подвергается. – Он умолк, сокрушительно вздохнув. – Эх, не знаю, может, и прав Ле Корт, может, подходить к этому надо совсем с другой стороны. Он считает, что для подобной книги есть аудитория – среди бизнесменов. Только я сомневаюсь, что она пробудит в них такой интерес, что они станут ее читать. Мой собственный опыт не очень-то обнадеживает. Со сколькими из них я беседовал, старался предостеречь. Нет, как же – после инфаркта они слушать готовы, зато до этого… Вот вы сами что думаете?
– Э-э, я бы и не знал, что сказать, – тут же инстинктивно самоустранился Джадд, и все же неожиданно возникшая ситуация, когда они с доктором поменялись ролями, пробуждала интерес, занимательно было самому оказаться тем, к кому обращаются за советом. В общем-то ничего странного в такой ситуации нет: направлять авторов-борцов – этим он, помимо прочего, занимался всю свою рабочую жизнь. – Возможно, одну мысль все же высказал бы. Она очевидна – первое, что должен делать любой писатель, что бы он ни писал, – это решить, для кого он пишет, что хочет сказать, чего стремится добиться.
– Я знаю, знаю, – пробормотал Карр.
– Если только не будет у него ясной цели, – говорил дальше Джадд, но вдруг замолчал, перехватив взгляд, который Карр бросил на письмо в своей руке, и слишком поздно сообразив, что слова его невольно прозвучали эхом сказанного Фредериком Коулманом.
Карр быстро поднял глаза с виноватым видом человека, смущенного чьей-то проницательностью, он натянуто улыбнулся и разразился коротким нервным смехом.
– Очень хорошо, мистер Уайлдер, очень хорошо – я поддерживаю ваш диагноз.
– Да я не хотел…
– Нет-нет, вы правы! – вскричал Карр, и слова полились из него, будто плотину прорвало. – Я потенциальный инфарктник. Я знаю это. Поэтому-то и уехал из Нью-Йорка. Если б не уехал, легко бы мог оказаться на вашем месте. Только я все же от этого отрешился. Из моего рассказа о книге вы могли вынести, будто это не так, но поверьте – для меня это не важно. Я не подталкиваю событий. Получится книга – хорошо. Не сумею – слезами исходить не стану. – Доктор спохватился, умерил поток и слегка улыбнулся, завершая: – Ни в фигуральном, ни в буквальном смысле. – Он шагнул, словно собрался уходить – неловкая попытка уйти от смущения. А потом с потрясающим откровением сказал: «Мне ничуть не легче от того, что я еврей. Среди нас число инфарктов у не достигших пятидесяти непропорционально велико».
Сбитый с толку таким поразительным проявлением человеческого за профессиональным фасадом Аарона Карра, Джадд Уайлдер растерялся. Поначалу его сковала неловкость, он всегда в нее впадал, когда кто-то из евреев допускал подобные размежевывающие высказывания. Он стал искать слова, отвечавшие настоятельной потребности сменить тему.
