Кстати, о «железном короле», да и вообще о Франции. Думаю, пришла пора разобраться со странной ролью этой, как ее называли, «старшей дщери церкви» во всех описанных событиях. Ведь вы, наверное, уже успели обратить внимание на тот факт, что все сколько-нибудь значимые события того времени были связаны в основном либо с личностью Филиппа Красивого, либо с личностью его дубликата (или, если хотите, прототипа, что не суть важно) Филиппа II Августа. Вообще же именно Франции, а не кому бы то ни было еще, принадлежала инициатива в деле организации Крестовых походов.
Не где-нибудь, а именно во французском Клермоне (почему не в Риме?) прозвучал призыв к освобождению Святой земли. Весь, так сказать, «бомонд» латинского Востока, — короли Иерусалима, латинской и Трапезунд-ской империй, княжества Эдесского и других государств крестоносцев, — состоял в большинстве своем из французов. Именно французский король стоял за переворотом в Константинополе и образованием латинской империи в 1204 году. Не кто-нибудь, а именно французы, именуемые почему-то «франками» (уж не потому ли, что они этими «франками» и были?) первыми бросились на освоение Востока и обустройство Иерусалима.
С чего бы это? Разве не на Священной Римской империи в первую очередь лежала обязанность защищать Святую землю и Гроб Господень от нечестивцев-магометан? Ведь это она официально считалась «защитницей церкви». Но мы видим, что император (имеется в виду в первую очередь Фридрих II) как раз не слишком был обеспокоен положением дел в Палестине и до последнего отказывался от участия в крестовом походе, из-за чего неоднократно отлучался папами от церкви. Более того, он водил дружбу с этими самыми магометанами и даже мирным покорением Иерусалима в 1229 году был обязан дружбе с египетским султаном Аль-Камилем из династии Айюбидов. То есть отношения Священной Римской империи и Византии (мы ведь условились, что султаны поначалу были византийскими федератами) не носили характера конфронтации.
И поневоле в голову закрадываются крамольные мысли. Уж не Франция ли была в ту пору единственной опорой и распространителем христианства? Тем более что и странное ее прозвище — «старшая дщерь церкви» — предрасполагает к подобному выводу. Дикая, на первый взгляд, мысль, но мы ведь уже убедились, что не все гладко в официальной версии происхождения христианства и что она неверна по крайней мере в той части, которая датирует это происхождение античностью (в традиционном смысле этого слова), а лучше сказать, давними временами
[99].
Мы увидели также, что христианство, будучи поначалу мессианским иудаизмом, только в Средние века стало тем христианством, которое мы знаем, и что стоило больших трудов обратить в него Окситанию, папу, тамплиеров, а также Византию, хотя восточное его ответвление при этом так и не стало точной копией латинства.
Почему бы теперь, зная о том, что именно французы были инициаторами этого обращения, не сделать следующий шаг и не прийти к выводу о французской родине христианства, пусть даже это звучит не менее ошеломляюще, чем все сказанное выше о датировке появления этого течения на свет и его французских попечителях?
Итак, родиной христианства была отнюдь не Палестина, а Северная Франция, точнее, Иль-де-Франс, который и был тогда собственно Францией.
Вот теперь все становится на свои места и теория начинает удовлетворять всем имеющимся данным и приобретать стройность. Даже такая, казалось бы, безумная идея, как отождествление французской Галлии с евангель-ской Галилеей, высказанная Алексеем Хрусталевым, логично вписывается в эту версию.
Не стану пересказывать содержание знаменитой концепции. Роликами с выступлением ее автора и так пестрит Интернет. Скажу лишь следующее. Христос действительно бродил не по Галилее, а по французской Галлии. Там же он творил свои чудеса и исцеления. Там же он и был распят римским (византийским) прокуратором. И случилось это незадолго до начала Крестовых походов. А вот если бы было иначе и он свершил свое подвижничество там, ему это предписала официальная историография, то, смею вас уверить, в Иль-де-Франс, на крайнем северо-западе Европы, никто бы и бровью не повел по поводу этого. Более того, никто бы об этом даже не узнал.
Очень хотелось кому-то, чтобы Святая земля находилась в Палестине. И повод для вторжения появлялся, и мечты евреев об «исторической родине» обретали реальность. Ведь в Европе ей места уже не находилось в силу ее занятости.
Было бы соблазнительно увериться в той простой мысли, что Крестовые походы случились именно по причине гибели Иисуса: Рим уничтожил любимца французов — бедного проповедника и целителя, и они стали реакцией на это злодеяние. На самом деле все было сложней. Народ действительно боготворил Иисуса и был потрясен его гибелью, но это было лишь поводом, которым воспользовался король, обуреваемый жаждой власти.
Я уже отмечал, что Филипп II, как и его виртуальная копия Филипп IV, были фанатами расширения королевства. Но расширить его можно было, лишь войдя в конфронтацию с Византией, с Римом. Катарский Юг с его тамплиерами и римскими папами находился под влиянием Византии и был хорошо укреплен сетью рыцарских замков. Захватив его, можно было создать плацдарм для продвижения на Восток, в конце которого маячила императорская корона — корона императора византийского.
Она-то и была наиболее ценным призом, для овладения которым был «пленен» римский папа Климент V. Подтверждение этой версии можно найти в работе Робера Амбелена. Правда, речь у него идет не о византийской короне, а о короне императора Священной Римской империи, что как будто не совсем укладывается в эту версию. Однако полезность его работы для нас в том, что она фиксирует честолюбивые замыслы Филиппа вообще. И пап он хотел переформатировать, и тамплиеров потеснить, теперь же выясняется, что было желание еще и короной Священной Римской империи разжиться.
Значит, можно говорить и о более далеко идущих его планах. То есть к мнению исследователя стоит все-таки прислушаться.
Собственно, указанными честолюбивыми замыслами, по мысли Амбелена, и объясняется бурная деятельность короля по снижению золотого содержания монеты и «честному отъему» денег у ломбардцев, евреев и тамплиеров. Этой же цели были подчинены его действия в отношении бургундских принцесс, изменивших его сыновьям, в знаменитом деле «Нельской башни». Нажиться при этом планировалось следующим образом.
«В 1307 г. Жанна Бургундская вышла замуж за Филиппа, будущего короля Филиппа V Длинного, сына Филиппа IV. Ее сестра Бланка в 1308 г. вышла замуж за принца Карла, будущего короля Карла IV Красивого. А их кузина Маргарита значительно раньше, в 1305 г., стала женой будущего Аюдовика X Сварливого, старшего сына короля. Однако в 1314 г. разразилось знаменитое «дело Нельской башни»… Все три принцессы были обриты наголо и заточены в тюрьму после того, как их заставили присутствовать при казни их любовников.
