Так или иначе, но становится очевидным, что по крайней мере до начала XVII века (а может быть, и позже) храм Большой Софии, в котором уже много десятков лет молились султаны, так и не изменил своего облика христианского храма. Другими словами, стамбульские султаны, вплоть до XVII века, а возможно, даже до XVIII века, молились в христианском храме!»
[111].
Если даже фрески не были сбиты со стен храма, то говорить о его разорении турками вообще не приходится. Правомерен в связи с этим следующий вопрос: кто все-таки являлся настоящим врагом византийцев — крестоносцы или турки?
Но вернемся все-таки к рассматриваемым событиям. Расхищение богатств столицы не прекратилось и после этих трех дней. Процесс этот растянулся на десятилетия. Все, что представляло хоть какую-то ценность, за годы существования латинской империи (1204–1261) было переправлено в Западную Европу.
Именно так, в виде трофеев, Запад воспринял азиатские культурные ценности. Так была воспринята им и сама история Азии, которую он сделал своей историей. Я имею в виду историю так называемого «Первого» или «Древнего» Рима, не такую уж и древнюю и не такую уж европейскую, к тому же явившуюся во многом копией истории все той же средневековой Византии. Было подделано совсем немногое — местоположение столицы империи, а посмотрите, насколько все изменилось. Италия, а не греческая Византия, стала правопреемницей Древнего Рима. Потом появилась грамота «Константинова дара» — и вот уже мы имеем не созданную на пустом месте, а именно «возрожденную» и совершенно легитимную империю древних римлян с центром на Апеннинах. Византия при таком подходе становится временным и незначительным явлением — эдаким зигзагом истории. Воистину, историю пишут победители!
Кстати, насчет этой самой грамоты… По всему видно, что выпущена она была не в далеком IX веке, как было объявлено Лоренцо Валлой и его последователями, а гораздо позже — в рассматриваемые здесь времена падения Византии под ударами крестоносцев. Очень уж согласуется ее содержание с данными событиями. Кстати говоря, версия крещения Константина Великого, считающаяся почти официальной, гораздо менее реалистична. Там император крестится самостоятельно, повинуясь словам «Сим победиши», сопровождающим знамение в виде креста, увиденное им в небе перед решающей битвой с Мак-сенцием. На рис. 11 можно увидеть, как представлял себе это великий Рафаэль.
Рис. 11. Видение Константину святого креста. Фрагмент фрески работы Рафаэля Санти. Ватикан
Абсолютно мифическая история. А вот в грамоте «Константинова дара» все совершенно иначе. Императора крестит латинский папа, что соответствует реальному положению дел во время IV Крестового похода или позже, когда императоры начали заискивать перед папами. Возможно, под «крещением Константина» имеется в виду лионская уния 1274 года. В любом случае на унию (или, если угодно, на «крещение») мог пойти только император ослабевшей империи, какими и были императоры Византии в период IV Крестового похода.
Рис. 12. А вот как тот же Рафаэль представлял себе крещение Константина согласно грамоте «Константинова дара» (картина выполнена в мастерской художника одним из его учеников). Для IV века совершенно немыслимая сцена. Ведь ни о каком католицизме тогда не могло быть и речи. Тем более что императора крестили в арианство
Единственное, что вызывает в этом рассказе вопросы, так это проказа, которой болен император и от которой он просит избавить его папу Сильвестра. Но и на это есть ответ: скорей всего под видом проказы изображены в мифе крестоносцы, условием избавления от которых и явилось крещение. Имеется даже небольшая вероятность того, что император скрепя сердце действительно передал тогда контроль над западной частью империи папе. Хотя не факт: документ сей, судя по его стилистике, скорей всего родился в папской канцелярии.
Имеется и прозрачный намек на иудейство Константина. По некоторым данным, он поклонялся богу Солнца — аналогу семитского верховного божества. Нельзя сказать еще, что это чистой воды монотеизм, но уже точно не язычество. Правда, этот намек содержится не в указанной грамоте, а в официальной версии крещения.
Об иудействе императора может свидетельствовать и такое загадочное обстоятельство. Согласно официальной версии крещения император не крестился после той битвы, перед которой явилось ему знамение. Он только стал более покладистым по отношению к христианству. Одним из наиболее известных шагов в этом направлении можно считать Миланский эдикт о свободе вероисповедания, принятый им сразу после победы над Максенцием в 313 году. А на Никейском соборе 325 года он поддержал тринитаристов против ариан и даже отправил в ссылку самого Ария.
И возникают вопросы. А зачем ему бороться с арианами, если он был язычником? Какое ему дело до внутрихристианских разборок? И почему он потом крестился в это самое нелюбимое им арианство?
[112] Какое-то сборище нелепостей.
Иудейская версия вполне объясняет случившееся. С арианством, т. е. с зачаточным христианством, он боролся, как истый иудей с иудейской же ересью. А крестился в арианство по уже упомянутой причине — пойдя на поводу у папства. Пусть арианство и не полноценное христианство, но хоть чем-то задобрить латинян надо было!
Вот так и получили папы вожделенную власть. Уж не знаю, можно ли считать ее юридически состоятельной. Все-таки вырвана под угрозой применения силы, или вообще зиждется на липовом документе. Как бы то ни было, она дала возможность папству, а затем и просто политическим верхушкам Европы, вмешиваться в дела суверенных государств, насаждать в них правящие режимы, провоцировать с помощью прозападной «пятой колонны» перевороты и свержение неугодных правителей. Весь этот комплекс приемов был воспринят впоследствии США с их претензиями на мировое господство.
И не суть важно, что теперь данные вмешательства осуществляются не под сенью папской тиары, а под эгидой ненавистных некогда католичеству рационалистических учений, самым популярным из которых является, видимо, современное масонство. Место религиозных ценностей занимают теперь ценности материального плана, и рационализм пришелся здесь как нельзя кстати. Только вот направленность экспансии почти не изменилась. Ее вектор, как и прежде, направлен в сторону Византии, точнее, в сторону одного из наиболее непосредственных и точных воплощений ее самого позднего варианта — России.
