И мотивация осталась прежней — ненависть к имперскому центру. Только вот оснований для этой ненависти уже нет — Россия не Византия все-таки и не империя — что составляет загадку для многих исследователей. Ненависть есть, но причин для нее не видно. Вот и твердят об огромных материальных ресурсах, привлекающих алчные взоры западных толстосумов. Но не стали бы европейцы так суетиться, будь дело только в этом. Вполне достаточно было бы экономической экспансии. Стало быть, другое обоснование имеется у этих поползновений. Крестовыми походами от них попахивает и гарью от костров, на которых сжигали еретиков.
Как видите, современный аспект у данной темы имеется, несмотря на ее кажущуюся историчность. Да, Европу похитили у ее наставницы Азии, а саму Азию (Византию) обрекли если не на гибель, то на прозябание под сенью полумесяца. Как говорится, иных уж нет, а те далече… Стоит ли ворошить прошлое? Но оказывается, у этой истории имеется продолжение.
Однако не погорячился ли я, провозгласив Россию наследницей и правопреемницей Византии? Действительно ли перешло к ней византийское «священство»? Отчасти положительный ответ на этот вопрос дает уже сам Запад, сделав современную Россию мишенью для постоянных нападок. Чувствуется во всем этом его упорное нежелание делить византийское наследство с кем бы то ни было, само по себе означающее признание за Россией прав на долю в этом наследстве.
Однако это лишь косвенное указание на справедливость формулы Филофея о Москве как о Третьем Риме. Попробую прибегнуть к более весомой аргументации.
22. Не ошибался ли Филофей?
Если придерживаться традиционного мнения о Византии как о государстве, ограничивающемся территориями, прилегающими к Константинополю, то причины ее могущества не будут нам понятны. Это будет примерно то же самое, как если бы мы попытались понять причины могущества Никейской империи без учета ее федератов — сельджуков. В империи есть центр (метрополия), а есть провинции, и не учитывать какую-либо из этих составляющих при оценке ее значимости без ущерба для истины не представляется возможным.
Так вот, Русь для Византии была тем же, чем были для той же Византии сельджукские эмираты и тюркские каганаты — провинцией. То есть русские с тюрками были федератами Византии. Даже германские земли (Восточная Европа) поначалу входили в имперское пространство, и лишь при Барбароссе наметились первые признаки их выделения в самостоятельное образование. Тогда, как уже отмечалось, эти земли с подачи Барбароссы были переименованы в «Священную Римскую империю».
Русь же после своего крещения, случившегося, по преданию, в 988 году, даже теснее Германии стала связываться с Византией, став практически частью империи. Константинопольский Вселенский патриарх стал каноническим главой Русской церкви, а египетский султан называл византийского императора помимо всего прочего «Царем Руссов». Об общности архитектуры церквей, культа говорить вообще не приходится. Чего стоят одни только Софийские соборы, созданные по образу и подобию Константинопольской св. Софии во многих городах Руси! Во всяком случае, до Ферраро-Флорентийской унии 1438–1439 гг. Русь в духовной жизни строго придерживалась канонов греческого православия.
Собственно, и после этого ее духовные предпочтения не изменились. Изменилось само греческое православие вследствие принятия указанной унии. От этого и разошлись его пути с русской верой, оставшейся до реформ Никона арианской, как и во времена Владимира
[113].
Подойдем к этому же вопросу с другой стороны. Константинополь был для Византии (Рима) тем же, чем была Иудея для Израиля — средоточием ее религиозной и культурной мысли, ее священством. Стало быть, провинции Византии, включая Русь, с полным правом могут именоваться Израилем. А в рамках Израиля, т. е. в рамках единого канонического пространства империи, возможно любое перемещение столицы (священства), так же как это было возможно в случае перемещения Моисеева храма (скинии собрания) при исходе из Египта.
Кстати, насчет Израиля… Собственно Израилем по отношению к Константинополю была Хазария. Причем это не метафора. Слово «Израиль» есть искаженное «Хазария», точнее — «Хазараиль» (Азараиль — Израиль). Азраил у евреев — ангел смерти. Таким, с позволения сказать, «ангелом» и был Хазарский каганат — сборщик налогов для Царьграда, а иногда и просто византийская армия.
Думаю, ненависть русских к «неразумным хазарам» в рамках данной версии получает исчерпывающее объяснение. Вряд ли к налоговикам можно испытывать теплые чувства. А то, что хазары исповедовали иудаизм, вовсе не ставит эту версию под сомнение. Отнюдь не инородным элементом в плане религии были они в империи. Ведь и сама Византия, как неоднократно отмечалось, была не чужда тому же иудаизму, точнее, древней его ипостаси. А о том, что Русь была ему не чужда, можно судить уже по одному из ее названий — «Русский каганат», обнаруживающему связь с названием иудейского первосвященника — кагана (совр. «коэн») — и оттого, видимо, не слишком охотно использующемуся в научных публикациях
[114].
Впрочем, «Азраил» — это второе значение слова «Ха-зария». О настоящем его смысле я уже информировал. Хазары (они же «катары», они же «огузы», они же «гузы», они же «готы», они же впоследствии «казаки») — римские «всадники» (от лат. eques — всадник). «Всадники» заключил в кавычки, потому что в данном случае слово это, как уже отмечалось, выходит за рамки его традиционного значения и приближается к слову «посадник», означающему наместника или губернатора провинции.
Хазария, как одна из составляющих имперского пространства, упомянута здесь не случайно. Внушаемое нам с детства понимание ее в качестве инородного элемента, — врага как Византии, так и Руси, — не позволяет понять, как осуществлялась взаимосвязь между частями огромного имперского образования. Невозможно понять даже, в чем состояла сама «имперскость» Византии при таком подходе. Русь с Хазарией представлены политически и идеологически совершенно самостоятельными образованиями, на которые византийский сюзеренитет как бы не распространялся. Картину дополнительно запутывают войны «всех против всех» — Хазарии с Византией, Руси с Византией, Руси с Хазарией.
А вот в рамках единого образования, спаянного одной верой, перемещение столицы, а с ней и священства, выглядит совершенно естественным и не вызывает вопросов. Ему не мешают и «войны всех против всех», выглядящие при таком подходе может и не мелкими, но все же гражданскими конфликтами.
Именно так после падения Константинополя священство Византии и перешло к Московии. Только передаточным элементом здесь были уже не хазары, как в случае с Киевской Русью, а их потомки и практически единоверцы казаки, унаследовавшие от хазар даже этноним.
