— Ты видела? — спросил Стоуни и тут же пожалел об этом вопросе.
— Да, я когда-то видела. Я не всегда была слепой. Однажды я видела, как пугало на болоте сорвалось со своей перекладины и отправилось на поиски подружки.
— А кто его подружка? — подыгрывая ей, спросил Стоуни.
— Кукурузная дева. — ответила Нора, кивая головой, словно все это было вполне естественно. — Не может быть, чтобы у короля не было невесты. Поэтому я и держу в доме вот это.
Она подняла одну из свечей и указала ею на дверь. Стоуни увидел там небольшую куколку из кукурузных оберток, прикрепленную над притолокой.
— Она отгоняет его от моего дома, когда он отправляется на поиски. Он не станет пересекать по-рог того дома, где есть кукурузная кукла.
— Ты все выдумываешь, — сказал Стоуни.
— Может, и так, — хмыкнула Нора, но что-то в ее тоне показалось ему совсем не веселым. — А может быть, во всем этом и есть доля правды. Потому что, когда путало видит кукурузную куклу, оно выказывает ей почтение. Король должен умереть, чтобы возродиться, а она возрождается через своих детей. Она дает и забирает жизнь. Вот почему мужчины и женщины существуют порознь: сила и безрассудство, объединенные вместе, губят мир. Они, словно магниты, и притягивают и отталкивают друг друга Поэтому он ни за что не переступит мой порог.
— Погоди. Ты сказала, этот Человек-Хэллоуин пожинает урожай плоти. Значит, это он убил Жнеца?
— О. — Голос Норы упал до благоговейного шепота — Он сделал с ним кое-что похуже.
3
Завершение истории.
— Итак, после полуночи он выполз на сушу, держа серп в зубах. Запомни, это был Дьяволенок и Человек-Хэллоуин в одном теле. Человек-Хэллоуин использовал тело Дьяволенка, чтобы восстать из земли и воды. Дьяволенка нельзя было хоронить в старом болоте, за пределами кладбища, без всякого отпевания. И вот ночью, самой страшной ночью года, он явился в город и навестил двенадцать семей.
Он заползал, на ступеньки на четвереньках, оставляя за собой дорожку из воды, листьев и пиявок. То, что он сделал ночью, все горожане видели утром на площади. Когда поднялось солнце, люди начали выходить из домов, и их глазам предстали жертвы ночного кошмара. А поскольку в те времена все дома поселения стояли вокруг площади, то даже те, кто не выходил на улицу, все равно увидели сотворенное Человеком-Хэллоуином.
Со связанными ногами, будто свиньи, двенадцать мужчин и женщин — горожане, истово верующие, те, кто в церкви говорил с Господом, кто каждый день целовал распятье, кто был самым набожным и ревностным, — свисали с двух больших дубов. Глотки у них были перерезаны, а земля под ними насквозь пропиталась вытекшей из тел кровью. Между деревьями был установлен большой крест, а на нем, прибитый кольями, висел старый Жнец Крауниншильд. Глаза и рот у него были зашиты наглухо, ночная рубаха разодрана.
А на груди вырезаны слова «Я пришел спасти вас».
К левой руке, не прибитой к кресту, был привязан на манер крюка серп, от которого погибли остальные.
Ясное дело, белые люди решили, что убил всех Жнец. Горожане всегда считали его слегка тронутым, хотя он был богат и обладал весом в обществе.
Но мы знали наверняка Мы, те, кто жил здесь испокон веку. Мы, те, кто ничего не выращивал на волшебной земле, а делал посадки рядом, всегда за ее пределами. Мы, те, кто хоронил своих покойников не в болотах, а в освященной, защищенной земле. Мы-то знали, что это вернулся старый бог, что это он восстал ночью в теле Дьяволенка.
Да-а-а, нехорошее было время.
Печать смерти лежала на Стоунхейвене в ту ночь и то утро.
Одному из моих предков пришлось на следующий день отыскать тело Дьяволенка и провести обряд, чтобы удержать старого бога в этой плоти и вернуть в сырую землю, где он мог бы покоиться дальше.
То, что обо всем этом не написано в книжках по истории, не означает, будто все было не так, как я рассказала. Или, может быть, Стоуни, мальчик мой, этого еще не произошло, но произойдет однажды. С легендами всегда так.
4
— Даже если ты все выдумала, история потрясающая, — восхищенно произнес Стоуни, вытирая пыльные руки о джинсы. — Отличная история.
— Мне нет нужды выдумывать. Эти истории пришли ко мне сами. Я слышала их от своей бабки, которая слышала их от своей бабки…
Голос Норы даже зазвенел от напряжения, и Стоуни удивленно посмотрел на нее.
— Но я не верю в Человека-Хэллоуина и в дьявола, — заявил он, несколько смущенный.
— А в Бога ты веришь? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Наверное, да.
— С Богом не бывает никаких «наверное». Либо Он есть, либо Его нет.
— Ну, тогда не знаю, — сказал Стоуни.
Нора засмеялась.
— Уже неплохо.
— А ты веришь в дьявола? — спросил он, желая поддразнить ее. — В красного дьявола с рогами и хвостом и с вилами в руке?
Нора медленно поднялась и дошла до входной двери, открыла ее. Последние лучи солнца едва пробивались сквозь ветки деревьев за домиком.
— Дьявол не один, Стоуни. Он — целая армия. «Имя мне легион», — так он говорит о себе. Он может быть и женщиной. Или даже целой страной. Может оказаться солнечным днем. Но одно можно сказать наверняка, когда речь идет о дьяволе: он есть отражение наших желаний.
— Не уверен, что понял, — признался Стоуни.
Он вышел к ней на крыльцо и встал рядом. Стая черных птиц пролетела по небу, на несколько секунд заслонив свет.
— Ты хоть раз хотел чего-нибудь так сильно, что забывал обо всем на свете?
Стоуни кивнул.
— А ты?
— Ах! — Нора вздохнула, и ее вздох прозвучал стоном боли. — Вернуть бы зрение. Чтобы увидеть тебя, молодого человека, каким ты стал, мальчика, каким ты был, мужчину, каким ты еще будешь. Этого я хочу так сильно, что могла бы продаться дьяволу. — Она вздрогнула. — Когда в следующий раз захочешь чего-нибудь так же сильно, посмотри в зеркало и увидишь, кто тебя там поджидает. Это может оказаться дьявол, а может и Человек-Хэллоуин. Скоро День всех святых. Не исключено, что кое-кто собирается снять маску и показаться снова. Кто знает?
Нора усмехнулась. Казалось, ее глаза блестят, несмотря на слепоту. Она протянула руку. Стоуни сжал ее. Ладонь была теплая и сильная.
— Расскажи мне о своей девушке, — попросила Нора. — Почему ты не приводишь ее? Ты больше ни разу не приходил с ней.
— У нас возникли некоторые проблемы, — смутился Стоуни.
— Стоуни, ты делаешь мне больно, когда так жмешь.
Нора высвободила руку.
— Извини. Я не заметил. — Он не хотел говорить о Лурдес. Не хотел думать о том, чего едва избежал. О том, чего хотел больше всего на свете. — Люди думают, я ненормальный, что так привязан к тебе, ты об этом знаешь?
