Одна из сестер сказала мне, что когда-то их было двое, что у этого существа был товарищ, но он вспыхнул, словно взмахом огненного меча пронзая землю, и вернулся к себе домой.
— Если был товарищ, — осмелился предположить я, — тогда, возможно, есть и потомок.
Она привела меня к самому дальнему провалу, и там я увидел свидетельство союза между человеком и этим кошмарным созданием. Я не стану даже пытаться описать то, что узрел, поскольку уверен, что сойду с ума, если попытаюсь сделать это, ибо безумие — имя ему, безумие — его облик.
Мы провели у ног плененного существа семь ночей, а потом уехали. Когда мы готовились к отъезду, графиня Батори отвела меня в сторону и прошептала слова, которые я никогда не забуду.
«Эти святые женщины, — сказала она, — будут гореть в аду до скончания света за то, что они здесь натворили. Они хуже самых страшных чудовищ. — Потом она улыбнулась мне странной улыбкой. — Возможно, однажды мы с вами встретимся с ними снова».
Вынужден признать, что ее слова более чем справедливы по отношению к скромному слуге искусства Духа и Тьмы…»
7
Услышав телефонный звонок, Алан захлопнул книгу, сунул ноги в мокасины и поднялся из-за столика на веранде. Он прошел через лестничную площадку, поднялся по нескольким ступенькам в главный дом, открыл дверь и включил свет.
Прямо напротив нею возвышался огромный камень с заключенной в нем окаменелостью.
Кости, раздавленные каким-то непомерным весом, крылья, раскинутые за вывернутыми плечами.
Он подошел к большому дубовому столу, стоящему перед камнем, поднял трубку, нажал переключатель громкой связи и положил трубку обратно на рычаг.
— Да?
Задыхающийся женский голос произнес.
— О да… да… получается… оно выходит… открывается… я это чувствую…
8
Чайка с криком, поднялась над островами-близнецами, пронеслась над водой, присоединилась к небольшой стае других чаек, взлетающих и устремляющихся вниз, скользящих над бурным морем и снова взмывающих, теперь уже над сушей, над башней маяка, над крытыми гонтом крышами Стоунхейвена.
Тамара Карри схватила рогатку и прицелилась в одну из птиц.
— Ах вы, летучие крысы, прочь от моего мусора! — закричала она, когда маленький камешек, пущенный в птицу, не достиг цели.
Тамара выбежала на берег за домом и принялась собирать скомканную бумагу, которую разбросали эти летучие крысы.
— Чтоб мой ангел-хранитель разорвал проклятых чаек на куски! — бормотала она.
Когда птицы взлетели на фоне задернутой туманной дымкой луны, кто-то заплакал. Мальчик, судя по всему. Маленький мальчик, заблудившийся в лесу, плакал, обращаясь к Небесам. В этом стенании нельзя было разобрать ни слова, но люди услышали его. Те, кто жил у кромки леса, услышали жалобный плач.
Нора Шанс, заваривавшая на ночь чай, ощутила боль в затылке, словно кто-то всадил туда ледяную иглу.
Она достала с полки над печкой пузырек с аспирином и попыталась заглушить воспоминания, гудящие в мозгу.
9
Стоуни дважды пытался дозвониться до Лурдес, но оба раза попадал на ее братьев и вешал трубку. Потом он час сверлил взглядом проклятый аппарат, мечтая, чтобы она сама позвонила. Но тот молчал. Время от времени он заходил в маленькую гостиную и выглядывал на улицу, то ли высматривая Лурдес, то ли ожидая мать, которая должна была скоро прийти из больницы, то ли надеясь увидеть отца, возвращающегося из похода по барам. Он сделал, себе два бутерброда с колбасой и выпил банку отцовского пива из холодильника. Это придало ему храбрости. Или, может быть, добавило глупости — он не смог определить.
Нужно преодолеть все это.
Ничто не станет лучше, не исчезнет, если ничего не предпринимать.
Стоуни зашел в свою комнатку, заглянул в шкаф. Что берут с собой, когда собираются бежать со своей девушкой, чтобы никогда не возвращаться назад? Все его куртки показались ему неподходящими. Он оглядел джинсы, которые были на нем. Грязные, потертые в нескольких местах. Вытащил пару штанов защитного цвета и фланелевую рубашку. Ладно, чистая одежда — неплохое начало. На верхней полке лежала стопка книжек с комиксами «Король Бури». Он снял их с полки и с шумом сгрузил на кровать. Аккуратно разложил и наугад раскрыл одну книжку. Король Бури сражался с заклятым врагом, также известным под именем Изгнанник. Стоуни усмехнулся. Он не видел этих картинок с самого детства. Он вспомнил, как в восемь лет представлял себя самого сражающимся с Изгнанником на заднем дворе. У Изгнанника было девятьсот глаз и семь рук, а каждый палец заканчивался загнутым когтем… На одной картинке Король Бури был изображен лежащим на земле, а Изгнанник — рассекающим воздух своими когтями.
Стоуни отбросил книжку и раскрыл другую.
То, что он увидел, едва не заставило его разрыдаться.
Между страницами лежала бумажка, исписанная детским почерком:
Мама меня любит, я знаю.
Мама меня любит, я знаю.
Я знаю, мама любит меня.
Я ее боюсь.
Прошлое промелькнуло перед ним.
В памяти вспыхнуло давно забытое…
10
Ему было семь, отец с матерью устроили очередной большой скандал. Они с Вэном прятались в ванной, Вэн зажимал брату рот, чтобы тот не кричал. Вэн делал так все время, сколько Стоуни себя помнил. Они прятались в ванной, потому что это была единственная комната в доме, которая запиралась на замок. Они скрывались там, и Вэн зажимал ему рот. На этот раз Стоуни не вытерпел. Он хотел прекратить ссору родителей и потому оттолкнул руку Вэна. Врат выпустил его.
Стоуни отпер дверь, выскочил из банной и побежал искать мать, а ворвавшись в спальню, не сразу понял, что отец делает с матерью.
Он прижимал ее к полу и бил кулаком по животу.
Стоуни замер на миг, словно не понимая, что происходит, а потом начал кричать. Он кинулся к ним и схватил отца за руку.
— Нет! Папа, нет!
Отец взглянул на него, потом посмотрел на мать.
В конце концов отец поднялся, выкрикнул несколько неприличных слов и ушел. Минуту спустя хлопнула входная дверь.
Стоуни посмотрел на мать.
— Ты в порядке, мама?
Но она была какая-то не такая. Она не плакала, не была похожа на ту маму, которую он знал.
Что-то вселилось в нее.
Стоуни понял, что это Изгнанник.
Какое-то зло вошло в нее.
Она сказала:
— Ты, ублюдок чертов, ты испортил нам всю жизнь! Всю!
Стоуни Кроуфорд, пятнадцатилетий, вынул записку из книжки комиксов.
