Он оберегает Лурдес и ребенка».
Когда Стоуни наконец поднялся, то увидел, что Стоунхейвен охвачен огнем. Желто-зеленая яркая молния, очень похожая на идущее между облаками шоссе, пронеслась по небу в бесконечную черноту.
Гроза продолжала бушевать, а Стоуни Кроуфорд так и пролежал на земле до зари.
9
— Стоуни, — позвал кто-то.
Он открыл глаза. Солнце только что взошло. Над ним возвышался Алан Фэйрклоф.
— Все хорошо. Все кончилось.
Стоуни попытался открыть рот, чтобы высказать все, что думает о Фэйрклофе, но был слишком слаб, чтобы произнести хотя бы слово.
— Да, я жив. Я же говорил тебе, я знаю обряды. И я научу тебя некоторым из них, Стоуни. Я научу тебя многому. То, что ты сделал, отняло у тебя массу сил. И у твоей матери тоже. Это ужасный дар, Стоуни. Ты не можешь отринуть его. Но ты не такой, как она, ты не можешь унестись в бесконечность. Твоя стихия — стихия земли и воды, а не только огня. Ты, хорошо это или нет, во многом похож на нас, хотя на самом деле один из них.
Стоуни старался собрать последние крупицы силы, но, кажется, он был выжат досуха. Как только он пытался пошевелиться, в голове начинался кошмарный грохот, звон и стук молотков.
— Не пытайся говорить, отдыхай. Наверное, пройдут годы, прежде чем твои силы восстановятся. Но не переживай, в конце концов тебе есть ради чего жить, — сказал Фэйрклоф. — Лурдес все еще жива, и ребенок, развивающийся в ней, полон сил. Ты и есть будущее, Стоуни. Ты и твой сын. Мы, в ком мало человеческого, теперь станем частью потрясающей истории. — Алан Фэйрклоф поднял Стоуни с земли и понес его, как младенца, через грязную площадь, мимо разрушенных домов и упавших деревьев, через доки за особняком Краунов, к маленькой моторной лодке, где лежала в своем коконе Лурдес. Живот ее увеличивался, а внутри живота рос их сын.
Эпилог
КОНЕЦ ПУТИ
1
Через двенадцать лет Стоуни Кроуфорд протянул руку к тикающей бомбе и нажал на кнопку рядом с таймером. Одна минута до взрыва, одна минута — и ба-бах! Но он не мог это сделать. Он знал, что должен, но не мог.
«Ради Лурдес.
Ради нашего ребенка».
Стоуни повернулся к сыну.
— Он солгал. Как же я мог поверить этому чудовищу в человеческом обличье? Ты родился через два месяца, зимой, однажды утром я проснулся и обнаружил… То, что от нее осталось… От твоей матери.
Он закрыл глаза, вспоминая… нет, не женское тело, а скорее какой-то инкубатор с откинутой крышкой. Прозрачная жидкость сочилась из разорванного живота, а ее лицо терялось под глазированной сеткой из лоснящихся тканей и вен.
— Фэйрклоф утащил тебя, новорожденного, в ночь, оставил меня на острове с маленькой лодкой и запасом провизии на неделю. Я по-прежнему был слишком слаб, я не мог снова выпустить то, что жило во мне… Я не знал, какая кровавая бойня случится снова… И был похож на ходячую бомбу… Когда я вернулся на материк, я понятия не имел, куда податься, как найти тебя. Но я обязан был выжить. Бен Деннехи и его сестра помогали мне, они заботились обо мне, пока я не понял, что должен бежать и от них. Понял, что Лунный огонь внутри меня не может находиться рядом с нормальными людьми. Чтобы выжить, я делал такое, чего никогда не должен делать ни один человек.
— А потом ты нашел меня.
Стоуни кивнул.
— Через столько лет. Выслеживал, выискивал, вынюхивал след, который мог оставить за собой Фэйрклоф.
— Чтобы убить меня?
— Я думал, что да. Тогда Не теперь.
— Я чудовище, — произнес мальчик.
— Мы оба, — поправил Стоуни.
— Ты выключил таймер.
— Я не хочу, чтобы ты умер. Не за то, к чему ты не имеешь отношения. В тебе только четверть того, что было в моей матери. Ты наполовину Лурдес, на четверть Джонни Миракл.
— Но этот дом, он… кажется, он дышит, — сказал сын Стоуни.
Стоуни огляделся.
— Верно. Это то, что сохранилось с ночи Хэллоуина. Остатки ее сущности.
— Мы должны с этим покончить, — сказал сын.;— После всего, что здесь произошло, это место не должно существовать, верно?
— Верно.
Стоуни улыбнулся, чувствуя, что навеянная воспоминаниями тоска покидает его. Он дотронулся до бомбы, и таймер снова затикал. Десять минут. Достаточно времени, чтобы благополучно выбраться отсюда.
— Пошли.
— Куда.? — спросил Стив.
— Туда, куда никто за нами не придет. Где никто не станет поклоняться нам.
2
Маленькая лодка, на которой Стоуни выбрался с острова, до сих пор стояла за домом Краунов. Они побежали к воде, к небольшому причалу. Стоуни быстро распутал веревку, которой была привязана лодка, и запустил мотор.
3
— И что мы будем там делать?
Стоуни пожал плечами, не в силах предсказать, что произойдет в ближайшие дни, не говоря уже о грядущих годах.
— Наверное, будем ждать дальнейших событий. Я могу выезжать на побережье за едой и всем, что нам будет нужно.
— Но я обречен, ведь однажды это проявится и во мне. Дьявол.
— Может быть. Только это не дьявол. Само по себе это не зло. Зло оно потому, что не приручено. Оно зло в том же смысле, в каком зло — ветер или молния. Это сила. Но ты обладаешь еще и волей.
— А если оно вырвется? Что, если… Что, если придут другие люди, а оно вырвется?
Стоуни смотрел на сына и видел Лурдес, ее глаза, ее волосы, Лурдес-Марию Кастильо, ее робкую улыбку.
«Я люблю тебя за твои волосы.
За твои глаза.
За твои мышцы, — шептала она.
Твой голос.
Твое сердце.
Твою душу.
Твою любовь».
— Я не хочу причинять людям боль, но, кажется, это происходит помимо моей воли, — сказал мальчик.
— Я научу тебя, как выпускать силу, как контролировать ее. Мы узнаем, в чем состоит наше предназначение, — ответил Стоуни.
Его сын улыбнулся. Мальчик, обыкновенный мальчик ехал вместе с отцом на острова Авалона.
— Смотри, — сказал Стоуни.
Он сунул руку в карман и вытащил лист бумаги — просто вырванный из тетради листок в синюю линейку. А на синих линейках строки. Листок пожелтел и был разорван, но, несмотря на его древность, текст все еще читался.
— Это написала мне твоя мать. Я нашел его, когда… когда было уже слишком поздно спасать ее…
И он прочитал записку вслух.
«Дорогой Стоуни!
Я слышала, что у каждого в, жизни бывает НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ. ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ ГЛУБОКАЯ СТРАСТЬ. Я пне думала, пока не встретила тебя, что мне доведется испытать ее. Мне казалось, я всегда буду ощущать одиночество, что, может быть, когда-нибудь выйду замуж и у меня родятся дети, но я все равно никогда не узнаю НАСТОЯЩУЮ ЛЮБОВЬ. Я смотрела на свою мать и думала: «Вот такой мне предстоит стать через двадцать лет». Замужней женщиной с детьми, сутра до ночи занятой хозяйственными делами, которой приходится вечно держать рот на замке и остается лишь мечтать о лучшем будущем для детей. Но когда я прошлой весной увидела тебя в первый раз и заглянула в твои глаза, то поняла все. Нет, конечно, мы встречались и раньше. Но я никогда не видела тебя по-настоящему. Ты тоже понял это? Для меня это было так, словно кто-то обвел тебя мелом или над твоей головой засветился нимб. Когда я заглянула в твои глаза, я словно заглянула в океан, который существовал только для нас двоих. Я поняла, что ты тот самый, единственный. Что не будет никаких других. Ты моя ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ ГЛУБОКАЯ СТРАСТЬ. Я не знаю, будет ли и дальше все так, как сейчас, но уверена, что никогда тебя не забуду. НИ-КОГДА. Я хочу, чтобы все у нас было так, как сейчас, вечно. ВЕЧНО. Не важно, что происходит вокруг. А что-то произойдет. Точно. Я знаю, что иногда чуда любви недостаточно, чтобы исправить все.
