— Тебе там удобно? — спросил он.
— М-м-м, — раздалось в ответ.
В зеркале заднего вида Стоуни видел лишь сверкающие глаза мальчика, в которых отражались лучи закатного солнца, делая их похожими на кусочки алого мрамора.
Стоуни поскреб затылок.
— Знаешь, ты такой покладистый, что сразу и не разберешься, кто кого похитил на самом деле.
— Ты когда-нибудь слышал песню «Укради меня, когда захочешь»?
— Нет, не помню такой.
Стоуни всю дорогу приходилось напоминать себе, что рядом с ним всего лишь ребенок. Маленький мальчик. А вовсе не какое-нибудь кошмарное существо. Не жуткий монстр. Ребенок! А он его похититель. Вполне вероятно, еще до окончания их совместной поездки он сделает с этим мальчиком что-нибудь ужасное. Вполне вероятно, например, что он возьмет охотничий нож и всадит его мальчику прямо в сердце или полоснет по горлу. Вполне вероятно, что это всего лишь ребенок, оказавшийся не в то время не в том месте.
А что, если все это колоссальная роковая ошибка?
«Ты мучаешься сомнениями? Ты, губитель всего человечества?» — мысленно хихикнул он.
— Это старая песня в стиле кантри, — продолжал мальчик. — Она звучит так: «Укради меня, когда захочешь, но нет в мире места, где я уже не побывал…»
У мальчика оказался весьма неплохой альт, и ему даже удалось передать характерные для кантри интонации и заставить голос траурно звучать на высоких нотах.
«Весь этот хайвэй пройден мною столько раз, — продолжал он петь. — Бегство — это преступление, мне нет смысла торопиться. Так что укради меня, когда захочешь…»
Стоуни дважды хлопнул в ладоши.
— Ну ты прямо второй Гарт Брукс
[6]. Если я правильно понял, ты сам хотел, чтобы я увез тебя оттуда? Ты это хочешь сказать?
Мальчик взглянул на часы на приборной доске.
— Сейчас почти четыре. То заведение при дороге закрывается в пять. Может, поедем? Я хочу посмотреть на Мадонну хайвэя.
— Ладно. Зайдем минут на десять. Если там недорого.
— Наверняка недорого, — сказал мальчик и улыбнулся так, как улыбаются все дети его возраста: ничего зловещего, ничего мрачного, ничего многозначительного.
2
Улыбка продолжала цвести на лице мальчишки, пока они платили по восемьдесят центов за каждого и проходили через турникет.
— Ты веришь в Мадонну?
Стоуни засмеялся.
— Ну, мне нравятся некоторые ее песни. «Словно дева»
[7], например.
— Ха, это было до меня, старик, до меня, — откликнулся мальчик, шагая вперед.
На какой-то миг Стоуни показалось, что пленник вполне может убежать от него по лабиринту тускло освещенных комнат, и он ускорил шаги, чтобы не отстать. На стенах коридора были развешаны таблички, рассказывающие о том, как в сувенирную лавку при заправочной станции попала Мадонна.
— «Мно-гии и мно-гии трип-пи-тали пе-рид ней», — прочитал мальчик, проходя мимо. — Похоже на название венерической болезни. Я слышал только, что венерические болезни убивают и достаются от Великого Отца, у которого они время от времени бывают.
Они миновали несколько маленьких помещений, в каждом из которых хранились разнообразные религиозные атрибуты.
— Смотри-ка, что это?
Мальчик указал на ржавый гвоздь, заключенный в стеклянный футляр. Подойдя ближе, он прочитал надпись на табличке под экспонатом:
— «Из Святой земли, из Иерусалима С горы Голгофы. Один из гвоздей с того креста, на котором был распят Иисус». Ух ты!
— Ерунда, — хмыкнул Стоуни. — Это просто гвоздь. Поверь мне, здесь нет ни одного подлинного предмета.
Мальчик пожал плечами.
— Насколько я понимаю, ты неверующий, — сказал он и пошел в следующую комнату.
Стоуни обвел взглядом висящие на стенах изображения святых, девственниц и мучеников и направился за мальчиком.
В следующей комнате глазам предстала плохая копия босховского ада с множеством чертей, размахивающих раскаленными докрасна вилами и колющих ими обнаженных Адама и Еву.
— Ева испытывает адские муки, — пояснил мальчик. — А это что? — Он указал на что-то, прикрепленное к стене.
Комок белых перьев, клюв — высохшие, заскорузлые.
Стоуни остановился за его спиной.
— Похоже на мертвого голубя.
— Вот ужас-то! — Голос мальчика дрожал от волнения.
Под чучелом голубя с обточенными кусочками мрамора вместо глаз и с широко раскинутыми крыльями была медная табличка.
— «Святой Дух явился к ним в облике голубя с небес», — прочитал Стоуни вслух и недоуменно почесал затылок. — Какой, интересно, больной психопат собрал все это в одну кучу?
На высоком столе он заметил бутылку с водой, в которой плавало нечто похожее на сгустки желтой и красной краски. Этот экспонат напоминал лава-лампу
[8].
Пояснительная табличка гласила:
«Чудотворная вода из Лурдеса (Франция), куда страждущие ползут на коленях многие мили, дабы получить исцеление. Один глоток этой воды излечивает грешника».
Стоуни на миг задержался взглядом на бутыли, на красно-желтых разводах в воде.
«Лурдесское чудо.
Чудотворные воды Франции, все равно что «Перье» и «Виши»».
И тут к нему пришло озарение, заставившее ощутить нечто похожее на спазм в животе.
«Лурдесское чудо! Матерь Божия! Чудо… Лурдес…»
— Мертвые голуби и святая вода — странно, правда? Я хочу посмотреть на Мадонну, — услышал он голос Стива.
Тот побежал к затемненной комнате в конце коридора.
Стоуни направился следом. Он вошел в помещение, залитое багровым светом.
Мальчик стоял перед стеклянной витриной.
«Нет! — мысленно воскликнул Стоуни. — Это же гроб!»
Под толстым стеклом лежала маленькая иссохшая мумия. «МАДОННА ХАЙВЭЯ — ПРИКОСНИСЬ К НЕЙ НА СЧАСТЬЕ!» — было написано на плакате, размещенном над выставленным в витрине гробом.
Кожа туго, словно папье-маше, обтягивала маленький череп. Единственной уступкой приличиям был длинный кусок голубой материи, свободно задрапированной на теле и сложенной в подобие подушки под головой.
