Ждана неожиданно широко зевнула, забыв прикрыть рот, и заявила во всеуслышание:
— Ни слова не понимаю.
Мы со Здышко с изумлением уставились на нее.
— Чего вытаращились? — протянула девица, откинув за спину длинную пшеничную косу. — Она на эльфийском болтает, а я в квэньи ни бе, ни ме, ни кукареку.
— А чего ж ты ее слушала? — изумился любивший порядок педантичный Здышко.
— Да что ж мне, жалко, что ли? — пожала полными плечами Ждана. — Пусть себе пощебечет, сердешная.
Здышко с подозрением покосился в мою сторону:
— Истомина, а не в твоем резюме упоминался эльфийский язык?
Возникла странная пауза. На лице Жданы расцвела крокодилья улыбка.
— Давай сюда, — недовольно пробормотала я, протягивая руку за коммуникатором.
После Мировой войны и воссоединения народов в обиход для простоты ввели межрасовый язык. На нем теперь изъяснялся весь цивилизованный мир, но все равно лицеистов обучали второму наречию одной из рас. Квэньи для меня выбрала мама. Она представляла, как на шумном семейном празднике я встану на шаткую табуретку посреди гостиной и во весь голос исполню протяжную эльфийскую балладу, так сказать, в оригинале. Мое выступление, по ее разумению, было обязано разжечь в родственниках черную зависть. К счастью, музыкального провала так и не случилось, но детство и отрочество маменька испоганила мне начисто. Как выяснилось, произносить певучие протяжные звуки для человека с полным отсутствием музыкального слуха — гоблинская пытка.
В зеркале коммуникатора отразилось покрасневшее от досады лицо эльфийки.
— Суилад, — страшно гнусавя, выдохнула я.
— А? — явно опешила собеседница моему исковерканному «здравствуйте».
— Иня хлар, — покосившись на заинтересованных переговорами коллег, смущенно пробормотала я. Мол, слушаю.
— Девушка, — с легким протяжным акцентом не выдержала эльфийка, — я что-то не пойму. Вы на каком наречии со мной разговариваете?
Сдавленно кашлянув, я пониже опустила голову.
— Я звоню по поводу проданной мне бочки «Вечной молодости»… — запела эльфийка.
— Секундочку! — тут же перебила я собеседницу и обратилась к Ждане, выжидательно упершей руки в бока. — Тут на межрасовом заговорили. Это по поводу «Вечной молодости».
Коллега моментально замахала руками, отказываясь от продолжения беседы.
— Нет уж! — прошипела я, прижав коммуникатор к груди. — Ты продавала эту гадость, теперь расхлебывай!
— Почему я? — зашептала Ждана, выкатив большие голубые глаза.
— Потому что премию от продаж начислят тебе!
— Или штраф, — меланхолично протянул Здышко, что-то внимательно изучавший на экране лэптопа.
Когда Ждана забирала трубку, ее руки заметно дрожали. Прежде чем ответить, она на секунду прикрыла глаза и коротко выдохнула.
— И снова здравствуйте! — сладко проворковала девушка, растягивая губы в фальшивой улыбке, и вздрогнула, когда трубка взорвалась возмущенным воплем.
— Истомина, ты слышала, что сегодня утром на твоей станции человек под поезд бросился? — в тишине, нарушаемой лишь нервным шмыганьем Жданы, спросил Здышко.
— В Отрадном? — на всякий случай уточнила я.
— Угу. Новостная лента пестрит сообщениями, — страдавший сильной близорукостью клерк принялся, не глядя, ощупывать документы на столе, чтобы найти в завалах очки.
Меня кольнуло нехорошее предчувствие. Я провела по пентаграмме, начертанной на крышке стола, и по экрану заплясала маленькая стрелочка. Щелчок на иконке в виде черного паучка открыл Мировую информационную сетку.
Среди ярких объемных картинок и зазывных надписей мигала красная строчка со срочной новостью. От короткого клика развернулось изображение хмурого человека, толкнувшего меня поутру в подземке.
«Как мы выяснили, погибший Ерш Цветков работал старшим научным сотрудником Ветиховского исторического музея. Сегодня утром на станции „Отрадное“ городского подземелья между ним и неизвестным молодым человеком произошел конфликт. Привлеченная потасовкой охрана подземелья пыталась задержать дерущихся, но гражданин Цветков оказал сопротивление. Он оступился и упал на рельсы как раз в тот момент, когда на станцию прибывал состав. Смерть наступила мгновенно. Второй участник драки скрылся…»
В душе шевельнулось беспокойство. Схватив коммуникатор, я тут же набрала номер Богдана и, выслушав нахальный автоответчик, горячо забормотала:
— Истомин, это снова я. Представляешь, та скотина, которая толкнула меня в подземке, попала под паровоз! Как хочешь, а меня это беспокоит. Перезвони, пока я не начала пить настойку пустырника. Все, пока.
— Ведка, ты чего так побледнела? — вопросил Здышко, уставившись на меня из-за толстых окуляров.
— Побледнеешь здесь! — фыркнула Ждана, в раздражении швырнув на стол коммуникатор. — «Вечная молодость» протухла пару лет назад, и теперь милая дама грозит конторе иском к Мировому магическому суду!
— Поздравляю, — не скрывая сарказма и удовольствия, хмыкнул очкарик, — тебя не оштрафуют, а лишат зарплаты на следующие полгода.
— Или уволят, — поддакнула я. — Причем нас всех…
К сожалению, в мрачных прогнозах я никогда не ошибалась. Шеф орал, брызгал слюной и топал ногами. Лицо с крючковатым носом побагровело, а галстук сбился набок.
От страха клерки затаились по кабинетам и наверняка благодарили Единого Четырхликого Бога за то, что начальственный гнев изливался на чужие головы. В смысле на головы «неудачников из каморки».
— На склад! — в конце концов, захлебнувшись словами, закашлялся шеф. — Искать лосьон с нормальным сроком годности!
— Так у лосьона срок годности давно вышел, а с производства его сняли! — выпалила я на одном дыхании.
— Вот и проверишь лично, Истомина! Причем каждую бутыль, — прошипел шеф.
Вылетая в коридор, он с такой яростью громыхнул дверью, что с гвоздика сорвался прошлогодний календарь. После истошных воплей начальника тишина казалась мертвой. Ждана обмахивалась распечатанными на мелованной бумаге накладными и сдувала с румяного лица пряди растрепавшихся волос. Здышко носовым платком рассеянно протер очки, потом подумал и промокнул испарину, выступившую на лбу.
— Единственного не понимаю, — наконец, прервал он молчание, — почему из-за чужой глупости страдаю лично я?
Склад занимал обширное подземелье под зданием, к нему вела крутая винтовая лестница. Словно ягнята, отправленные на заклание, мы понуро спускались в конторские катакомбы. Возглавляла нашу маленькую процессию Ждана на высоченных каблуках, замыкал — шаркающий туфлями подслеповатый Здышко.
В ледяном помещении от сквозняков раскачивались потолочные лампы, а по бесконечным стеллажам с бутылями лосьонов танцевали зеленоватые круги магического света. В жидкостях вспыхивали разноцветные спиральки и шарики, отчего казалось, будто в сумраке загорались звезды. За спиной кто-то шарахнул тяжелой дверью, и мы одновременно оглянулись, словно пугливые кролики.
