— Да ты, брат, не бойся, — горячо зашептал сосед, склонившись ко мне пониже. — Мы его заманим в подворотню, а ты будешь бить…
— Давайте вы все провернете, а я здесь посижу, — предложила я и бросила быстрый взгляд на экран видения.
Он вдруг мигнул, на пару секунд покрылся белой рябью, а потом появилось охваченное яростным пожаром здание заброшенной мануфактуры. От неожиданности я даже протерла глаза. Кутилы, следившие за футбольным матчем, не заметили, что трансляция прервалась, и картинка поменялась. Они как ни в чем не бывало продолжали пялиться на экран. Когда в шумном кабаке вдруг смолкли абсолютно все звуки, стало ясно, что представление предназначено только для меня. В тишине зазвучал бесстрастный голос диктора: «Взрыв произошел в семь утра. Мануфактура на юго-восточном шоссе, в тридцати верстах от городской стены Ветиха, вспыхнула как стог сухого сена. Погибли люди и аггелы…»
— Веда? — Голос Ратмира вернул меня в реальность.
— А? — Я вздрогнула, выходя из транса. На экране снова бегали футболисты, заведение шумело и веселилось. Пугающее наваждение испарилось, и оценивать его вовсе не хотелось.
— Ты в порядке? — Ветров окинул моих соседей нехорошим взглядом, и без того притихшие гоблины съежились. — Они тебе что-нибудь сделали?
— Разве брат брата обидит? — всполошился один из моих новых знакомых и замахал руками: — Так что не надо нас бить.
Ратмир скептически заломил бровь. На стол с грохотом бухнулись мои косолапые ботинки, прошедшие огонь, воду и аггеловские деревни, и от страха у моих соседей свернулись трубочками уши. С трудом сдерживаемая улыбка на лице мужчины не оставляла сомнений, что и я приобрела тот же дурацкий вид.
— О, смотри, брат, тебе обувку из помойки достали, — ткнул сосед зеленым крючковатым пальцем в мои разнесчастные боты.
— Много ты понимаешь, — фыркнула я, отказываясь признать тот факт, что купленные за неприлично большие деньги в центральной обувной лавке ботинки провалили проверку на прочность.
Протискиваясь мимо соседа, я как будто случайно впечатала локоть в его приплюснутый нос. Бедняга с возмущением замычал, но ответить в присутствии высокого защитника, имевшего весьма суровый вид и аггеловские рожки в спутанных волосах, побоялся.
— Мне дали первые уроки разбоя, — натягивая на заледеневшие ноги ботинки, объявила я, — и научили ругательству. Хочешь, скажу?
— Не стоит. — Ратмир с улыбкой следил, как, балансируя на одной ноге, я пыталась на весу завязать шнурок. В конце концов он подхватил меня под локоть, помогая сохранить равновесие.
— Нет, ты послушай, — пропыхтела я и громко произнесла: — Цао!
Как назло в этот момент в кабаке оборвалась музыка. Ругательство прозвучало непристойно громко и заставило добрую часть местной публики, в общем-то не выглядевшей так, что их могло оскорбить паршивенькое словечко, посмотреть на меня с явным неодобрением. Секундой позже на заведение обрушилась музыкальная какофония, а гоблины, зайдясь истеричным гоготом, упали на стол. Не нужно было изучать этикет, чтобы понять, что в обществе, приличном или любом другом, браниться по-гоблински не стоит. По крайней мере, не во весь голос.
— Ничего не говори, я уже сама поняла, что это слово не стоит говорить вслух, — сквозь зубы процедила я Ветрову. — Кстати, что оно означает?
— Как-нибудь потом скажу, — со смехом отозвался он, подталкивая меня к двери.
— Тебе что, жалко?
— Не хочу, чтобы у тебя снова уши свернулись в трубочки.
Я оскорбленно фыркнула, вызвав очередной приступ веселья. Рука Ратмира лежала у меня на спине, и сквозь тонкую ткань от ладони шел жар. Это жест, совершенно незначительный для него самого, лично мне казался интимным и защищающим.
На улице выяснилось, что Ратмир бросил автокар с заведенным двигателем и зажженными фарами. Угоняй — не хочу. Со стороны это выглядело так, словно, едва отыскав притон на тесных улочках, он наплевал на сохранность дорогой сердцу игрушки и со всех ног бросился вытаскивать меня из вертепа. Видимо, от угона ее спасло только то, что местная шпана побоялась связываться с хозяином-аггелом.
Когда мы уселись, я полюбопытствовала:
— Как ты меня узнал?
— А там кто-то был на тебя похож? — глядя в зеркало заднего видения и трогаясь с места, рассеянно пробормотал Ратмир.
— Как минимум двое.
— Не заметил.
Глава 12
ЗЕЛЬЕ НА УДАЧУ
Двор старого особняка утопал в темноте. Все окна были закрыты изнутри ставнями, отчего здание казалось нежилым. Ощущение заброшенности усугубляли темные от дождей стены и покосившееся деревянное крыльцо, явно видавшее лучшие дни. На деревянной лестнице с высокими ступенями царил особенный запах затхлости. Мы поднимались на чердак. Огни не горели, и я крепко цеплялась за перила, чтобы не упасть.
По дороге Ратмир рассказал, что после яростной стычки Златоцвет со свитой убрались восвояси, но все равно хорошенько всполошили постояльцев подворья. Следом за магом пришлось уезжать и моим защитникам. Стрижа отправили отлеживаться в разгромленную профессорскую лабораторию, а меня решено было спрятать здесь, на задворках Острова, куда даже городские стражи обычно не суются.
— Кто здесь живет?
Глаза привыкли к потемкам, и я следила, как Ветров шарил рукой над притолокой, стараясь отыскать ключ.
— Знаком… — Ратмир осекся и поправился: — Друг. Просто старый друг.
Он врал. Господи, он был так ловок во лжи — комар носа не подточит. Неуклюжесть в словах и жестах наводила на мысль, что «просто старый друг» — обладатель женского имени, и моему несостоявшемуся любовнику отчего-то ужасно не хочется говорить об этом.
В тишине щелкнул замок.
— Заходи. — Ветров открыл передо мной дверь.
Едва справившись с соблазном попросить отвезти меня в другое убежище, если оно имеется, я перешагнула через порог и оказалась в окутанной мглой художественной студии. Воздух в помещении характерно пах масляными красками и растворителем. На оштукатуренных стенах мерцали оживленные магией картины, похожие на иллюстрации к волшебным сказкам.
Одна из них изображала морской прибой. Пенная волна ласково набегала на берег и смывала с охристого песка начертанное сердце и непонятные слова на латыни. Зачарованная красотой картины, я замерла с открытым ртом, но вдруг Ратмир резко хлопнул в ладоши, и в потолочных светильниках вспыхнули световые шары.
Жгучий свет неприятно ударил по глазам. Поморщившись, я с разочарованием обнаружила, что студия растеряла добрую часть загадочной прелести, а волшебные картины стали походить на разноцветную пачкотню с неясными, выполненными крупными мазками, изображениями.
Зато в центре экспозиции обнаружился портрет самого Ветрова. Казалось, что я смотрела на фотографическую копию, а не на картину, столь скрупулезно и виртуозно неизвестный художник выписал лицо мужчины. Ратмир выглядел, как всегда, серьезным и задумчивым, но имелось во взгляде нечто такое, что мог разглядеть только очень близкий человек (или не человек), знавший его гораздо дольше меня и уж точно во много раз лучше. Мысль о другой женщине, настолько близкой Ратмиру, неприятно меня царапнула.
