— Он к тебе прикасался?! — взревел брат.
— Конечно, он ко мне прикасался и не только прикасался! Я давно не девственница, чтобы краснеть при виде голого мужчины! Я до сих пор жалею, что ничего не было!
Я сказала это вслух?! Проклятая сыворотка!
— Он тебе нравится?
— Господи, Истомин, прекрати задавать вопросы! Я не могу не ответить, а моя постель тебя никак не касается!
— Отвечай! — Он встряхнул меня.
— Я влюблена в Ратмира!
Признание, вырвавшееся под действием магии, ошеломило нас обоих. Я прижала руки к губам, отчаянно желая запихать слова обратно в рот. У Богдана странно задергался мускул на щеке.
— Веда, ты шутишь?
— Нет.
— Я убью рогатого мерзавца! — Голос прозвучал зловеще.
И в этот во всех отношениях трагический момент щелкнул замок на входной двери.
В одно мгновение мы с братом превратились в слаженную команду, за много лет совместной жизни научившуюся понимать друг друга без слов. Он спрятался с самострелом, а я смела со стола бокалы, стараясь выманить нежданного гостя.
— Тетушка? — прозвучал удивленный голос Лори. Простучали по полу каблучки, и она вошла на кухню. Увидев меня, остолбенела, хлопнула ресницами и открыла рот, приготовившись завопить, как блаженная.
— Привет. — Дуло самострела уперлось эльфийке в висок, и бедняжка, похоже, потеряла дар речи.
— Вы воры? — От страха ее лицо стало белее мела. — Забирайте все, только меня не трогайте.
— Мне нравится ее предложение, — ухмыльнулся Богдан. Я уже догадалась, что на заданиях он вел себя по-скотски, но следить за тем, как из рубахи-парня он превращался в подлеца, все равно было неприятно.
— Ты продала на аукционе браслет, — резко произнесла я. — Он был подделкой. Нам нужен оригинал.
— Я его не нашла.
— Ты врешь? — Он провел дулом самострела по нежной щеке.
У Лори тряслись губы.
— Нет.
— Эй, прекрати себя вести, как скотина, — не выдержала я. — Она сейчас копыта от страха отбросит.
— У нее нет копыт, зато есть отличные ноги, — прошептал на ухо эльфийке братец, и у меня возникло непреодолимое желание шарахнуть его чем-нибудь тяжеленьким.
— Я не вру! — всхлипнула Лори. Кажется, она находилась на грани истерики. — Я правда его не нашла. Дядька перед смертью совсем рехнулся на своей коллекции. Он боялся, что его ограбят. Все ценное попрятал по тайникам. Сказал только, что драгоценность хранится в часах…
Исповедаться до конца она не успела. Особнячок накрыл оглушительный вой сирены. Как выяснилось, кухарка сумела освободиться и разбила призму охранного заклятия.
В следующий раз мы с Богданом заговорили, когда его выпускали из темницы в подземелье Ратуши.
Глава 13
ПОХИЩЕННАЯ
В подземелье Ратуши дули сквозняки и царил ледяной холод. Под потолком бился почти разряженный световой шар. В маленькой каменной коробке с деревянной лавкой и зловонной дырой в углу не было решеток, но стоило чуть склонить голову, как вместо одной стены вспыхивала прозрачная магическая перегородка, и по ней, если присмотреться, изредка пробегали голубоватые лучики-змейки.
Подтянув колени к подбородку, я сидела на лавке, тряслась и никак не могла согреться.
— Истомин, на выход! — раздалось эхо резкого гнусавого голоса. У меня непроизвольно зашевелились уши. По коридору прошелестели шаги, и брат остановился перед темницей. Коротенький драный халатик, разошедшийся по швам, едва прикрывал мужской срам.
— Удачи, сестренка.
Нужно было сказать что-нибудь оскорбительно-уничижительное, только сил на пикировку не осталось.
— Пошел ты, — буркнула я, отворачиваясь, и уши обиженно поникли.
Он помялся, явно собираясь что-то добавить, а потом исчез в темноте. Я осталась одна — дожидаться, когда обо мне вспомнят.
Время тянулось бесконечно, и ничего не происходило. По камерам постанывали узники, вились полубезумные шепотки. Через пару часов притащили тролля-весельчака, хмельного и довольного жизнью, схваченного в центре Ветиха за разбитую витрину торговой лавки. Прежде чем вырубиться, пьянчуга орал на все подземелье скабрезные песни, а потом вдруг резко осекся и в следующую секунду захрапел по-богатырски, расстроив заключенных своим самоустранением.
Наконец пришли и за мной.
Рядом с камерой точно из воздуха соткался усатый страж. Прозрачная стена вспыхнула алым всполохом и исчезла.
— Выходи, мелкий гаденыш.
Присмотревшись, в своем освободителе я узнала блюстителя порядка, к которому приходила на прошлой седмице, надеясь найти защиту в Ратуше.
— Чего застрял? — подогнал он меня, нервно оглядываясь по сторонам. Вдруг стало ясно, что мое освобождение — незаконное.
В свете тусклого шара, догоняя собственные тени, мы поспешно прошли по длинному коридору и поднялись по каменной лестнице. Страж пропустил меня в теплую комнатушку. Закинув ногу на ногу, на ободранной кушетке в кабинете сидел Ратмир и просматривал газетный листок. Я замерла на пороге.
— Поживее! — раздраженно буркнул страж сквозь зубы.
Ветров словно бы нехотя оторвался от чтения новостной колонки. Мы встретились глазами, и он равнодушно отвернулся. Мне было невдомек, отчего мы снова вернулись к стадии категорического молчания, как в те дни, когда он делал вид, будто спас из-под обстрела и привез в лабораторию Дока тумбочку.
— Забирай его, Ветров, — приказал блюститель порядка, — и валите отсюда, пока не засекли. Я и так рисковал!
Тот отбросил газетный листок на низкий обшарпанный стол и поднялся.
— С меня причитается, — пообещал стражу и, пожав тому руку, вышел. За ним хлопнула дверь. В первый момент я так растерялась, что только сумела пошевелить гоблинскими ушами, а уж потом, чувствуя себя последней ослицей, бросилась вдогонку.
Он заговорил, когда мы спускались по мраморным ступенькам к автокару.
— Если бы в прошлую пятницу ты не сбежала из Ратуши, все закончилось бы гораздо раньше.
Я семенила за мужчиной, не смея произнести ни слова.
— Я как раз поднимался по этой лестнице, когда ты надевала на руку браслет. — Он не собирался щадить мои чувства. — Я не успел тебя остановить.
— Жаль, — пробормотала я, забираясь в автокар.
— Мне тоже. — Ратмир захлопнул дверь, и живые звуки улицы смолкли.
Хотелось бы мне знать, что именно произошло, пока я мерзла в темнице. Что превратило его в незнакомца, воспринимавшего меня так, словно я была будильником, вещью, в хозяйстве необходимой, но ужасно раздражающей? Неожиданно стало страшно.
