В тот момент, когда артефакт оказался на моей руке, всеобщее напряжение достигло своего апогея. Народ следил, как сжимались серебряные завитки браслета, подстраиваясь под размер тонкого запястья. Боль была адская, точно с руки заживо сдирали кожу. Хотелось закричать, но кричать-то как раз не выходило, приходилось только тяжело дышать через сжатые зубы.
— Снимай браслеты! — приказал Златоцвет.
Я не знала, как снять врезавшиеся в кожу спирали. В отчаянии подергала.
Ну, слезайте же, проклятые!
И вдруг браслеты поддались. Завитки расширились. На месте первого на левой руке остался розоватый свежий ожог. На секунду у меня остановилось сердце. Видимо, именно о таком говорила Свечка.
Неожиданно я обнаружила, что Магические узы помогли вернуть контроль над телом. Для проверки даже едва заметно встала на цыпочки.
— Давай их сюда! — приказал Златоцвет.
— Подавись! — Швырнув артефакты на пол, я сорвалась с места и заорала: — Сейчас здесь будет взрыв!!!
Секундой позже гулкий зал заполнился движением.
Фигуры моих спасителей словно бы затанцевали.
— Веда! — выкрикнул Богдан, но я неслась к Ратмиру.
Он едва успел выпрямиться и вскинуть самострел, целясь в противников, когда я влетела в него. Объятия длились всего секунду. Крепко стиснув, Ветров прижал мою голову к груди, а потом оттолкнул:
— Иди!
Брат схватил меня за руку. От паники я ничего не соображала, даже не могла толком пригнуться, хотя рядом взрывались боевые шары.
— Цех сейчас взорвется!
— Шевелись! — Богдан тащил меня, не обращая внимания на сопротивление. — Быстро, Веда!
— Все сейчас взорвется! Он должен уйти! — в истерике заорала я. — Остановись! Надо сказать, что он сейчас взорвется!
Богдан силой выволок меня на улицу, впихнул в раскрытые двери автокара. Я цеплялась за его руки, не давая вернуться в цех, содрогавшийся от грохота боевых шаров.
— Он же там… — Из груди вырывались рыдания. — Он же погибнет!
— Веда, заткнись! — Брат забрался в салон, шибанул дверью и коротко приказал: — Трогаемся.
Мы сорвались с места. Колеса провернулись по гладкой сухой глине, вспарывая пыль и мелкие камушки. Меня отбросило на сиденье.
— Ты что, не слышишь меня, Истомин?! Ратмир погибнет!
И в следующий момент он ударил меня. Залепил такую оплеуху большой ладонью по уху и по щеке! Затихнув, я схватилась за вспыхнувшую щеку и ошеломленно вымолвила:
— Ты офигел, Истомин?
Мне не верилось, что он поднял на меня руку. Хотелось ударить его в ответ. Широко распахнутыми глазами на меня смотрел молоденький парень с кривым шрамом на половину лица.
— Прости меня, — по мучительному выражению глаз Богдана было видно, что он уже сожалеет о пощечине и не сомневается, что не будет прощен до конца дней. — Ты можешь просто успокоиться? Все будет хорошо. Обещаю.
— Я сказала, что сейчас цех взлетит в воздух…
В этот момент земля содрогнулась от взрыва чудовищной силы. Инстинктивно я вжала голову в плечи и закрыла уши ладонями. Удушающая боль пришла только через несколько секунд, после того как в голове прокрутилась мысль, что видение опять не соврало. Взрыв произошел.
Лица людей стали отрешенными и замкнутыми.
— Все кончено, — произнес кто-то тихо.
День почернел, краски превратились в контрастные черно-белые тени. Теперь я знала наверняка, что спала, осталось только дождаться того, кто придет и обязательно меня разбудит… Я обессиленно прикрыла веки, перед глазами расходились круги, как на потревоженной водной глади.
Все кончено.
Какая, право, нелепая мысль — Ратмира больше нет.
Глава 14
КОГДА ТЫ ВОСКРЕСНЕШЬ
Дорога до богатого особняка, находившегося в загородной деревне эльфов, припоминалась как в мутном сне. Я слышала, что люди тоже строили дома в заповедниках остроухих. Похоже, старосты эльфийских диаспор соглашались на соседство простых смертных, оценивая их по единственному общепринятому достоинству — величине кошельков будущих владельцев комфортабельных домиков.
В отличие от городских эльфийских парков, зелеными каплями разбрызганных по карте Ветиха, здесь между гигантскими деревьями тянулись просеки, выложенные брусчаткой. К подъездным полянкам, заменявшим дворы, вели дорожки, стояли почтовые ящики с нарисованными номерами участков.
Внутри огромный дом напоминал музей. Мое внимание привлекла мраморная танцующая фигурка женщины без лица, беспрерывно кружившаяся на высоком столике. Прислонившись спиной к стене, я сидела на полу и следила за замысловатым танцем бездушной плясуньи.
Через приоткрытую дверь в кабинете был слышен разговор брата и хозяина дома.
— Мы ничего не можем сделать, Богдан. Твоя сестра, к несчастью, впитала силу браслета. — Голос принадлежал человеку из видения. — Ты же знаешь, что девочка практически с первого дня реагировала на черную магию.
— И что теперь?
— Она простой человек. Черная магия измотает ее и сведет с ума.
Приговор обжалованию не подлежал.
— Не надо так убиваться. Она будет носить амулеты, это малая расплата за браслеты Гориана. Все могло завершиться гораздо плачевнее. Девочка легко отделалась.
— Венцеслав, — брат кашлянул, — пообещай мне, что орден не тронет ее. В том, что произошло, нет вины моей сестры.
— Мы будем присматривать за ней, и ты тоже, Богдан. Было бы лучше откорректировать ей память, но она носит в себе столько черной магии, что неведение превратит ее в магическую бомбу замедленного действия. Надеюсь, ты это понимаешь.
— То есть когда вы посчитаете, что она опасна…
— Возможно, твоя сестра справится с этим лучше, чем мы предполагаем, — резко перебил собеседник. — Давай решать проблемы по мере их поступления. Есть сотни способов спасти человеку жизнь.
Как-то странно, но их беседа меня не задевала. Признаться, мне было совершенно наплевать на будущее. После развязки безумной истории у меня ничего не осталось — ни работы, ни мужчины, заставлявшего внутренности связываться крепкими узелками. Наверняка и родители, узнав обо всех событиях из газетных листков, выставят из дома.
— Пока операция не закончится, девочка останется в особняке. Сейчас для нее мой дом — самое безопасное место.
— Спасибо. — У Богдана был странный голос.
Господи, надеюсь, что он не пустил слезу.
— Моя Ведка… она молодец. Она должна жить.
— Конечно, так и будет. — Собеседник вежливым намеком выпроваживал моего отчаявшегося родственника из кабинета.
