— Тебя привез Ратмир? — быстро спросила я, глянув на Богдана.
Хмурое выражение на лице Истомина говорило лучше любых слов.
— Предатель! — рявкнула я и сорвалась с места.
— Веда, стой! — выкрикнул брат. — Не смей за ним бежать! Ты не должна выходить за охранные контуры!
Наплевать на все контуры, вместе взятые! Я бежала так, словно от этого зависела моя жизнь. Выскочила на пустой тракт, диковато огляделась вокруг. Боясь потерять время, бросилась дальше и тут услыхала душераздирающий визг тормозов. Добежав до развилки, увидела высокую мужскую фигуру, стоявшую в круге фонарного света, по инерции сделала несколько бесполезных шагов и только потом, тяжело дыша, остановилась.
Ратмир сложил руки на затылке и запрокинул голову. Казалось, он мучительно пытался удержать себя на месте. За брошенным автокаром с открытой дверцей тянулся черный след от покрышек.
— Эй, вале! — крикнула я на всю улицу приветствие на языке аггелов.
Ветров вздрогнул и медленно оглянулся. Казалось, он не верил собственным глазам. И я сорвалась с места, бросилась к нему, не чуя под собой ног, а потом врезалась в него со всей силы, обхватив руками горячее тело. Мгновение, и он стиснул меня в объятиях, зарылся лицом в макушку. Я слышала, как часто и сильно бьется его сердце.
— Он позволил мне думать, что ты погиб!
— Тихо, Веда, — уговаривал меня Ветров. — Я здесь. Со мной все в порядке.
Некоторое время мы стояли, тесно прижавшись друг к другу. Ратмир что-то шептал, быстрое и непонятное, а потом вдруг мягко попытался разомкнуть мои руки.
— Ты что делаешь? — испугалась я, мертвой хваткой вцепившись в его свитер.
— Ты должна вернуться в дом Венцеслава.
— Нет! Не смей меня гнать! Я почти пятнадцать часов думала, что ты взорвался, и оплакивала тебя. Поэтому даже не думай, что у тебя получится запихнуть меня под какие-то там контуры! Если ты уезжаешь, я поеду с тобой.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — с успокаивающей интонацией вымолвил он.
— Тогда я упаду на землю, вцеплюсь в твою штанину и не позволю тебе забраться в автокар.
Видимо, я выглядела достаточно решительно, и Ратмир решил, что угроза будет приведена в действие.
Неожиданно он глянул куда-то поверх моей макушки. Я ощутила, как он напрягся всем телом, и обернулась. На перекрестке, широко расставив ноги и отбрасывая лепестки вытянутых теней, стоял Богдан. Брат пристально следил за нами. Казалось, его злость можно было не только почувствовать, но и увидеть.
— Ну что, Ветров, ты теперь доволен?! — заорал брат.
— Иди к нему. — Ратмир подтолкнул меня в сторону перекрестка. — Так будет лучше.
— Даже не думай! Я еду с тобой!
Круто развернувшись на пятках, я упрямо направилась к автокару.
— Веда! — попытался образумить меня Ратмир, но его голос отрезала захлопнувшаяся с грохотом дверца. Меня окружили теплая полумгла и звуки мурлыкающего переливчатые мелодии приемника.
Прежде чем уйти, брат ткнул пальцем в сторону Ратмира и провел ребром ладони под кадыком. Мол, проклятый аггел, готовься впасть в очень долгий летаргический сон, а я уж позабочусь о том, чтобы никто тебя не смог откачать.
С непроницаемым видом Ветров сел за руль, хлопнул дверью, завел мотор.
— Ты уже жалеешь, — пробормотала я.
— Нет, — сухо отозвался тот и выжал педаль газа.
Мне так много хотелось рассказать ему, столько спросить, но я могла лишь зачарованно разглядывать его четкий профиль, смешные рожки, торчавшие из-под густых спутанных волос, руки, расслабленно лежавшие на руле. За окном мелькал разукрашенный разноцветными светляками ночной лес, и в кронах деревьев, путаясь и перемещаясь змейками, мерцали заколдованные гирлянды.
Неожиданно на меня навалилась страшная усталость, как всегда после сильных треволнений. Веки стали тяжелыми. Я даже не поняла, как задремала, а вместе с пробуждением на меня нахлынула невыносимая душевная боль, она была сильнее любой физической.
Он погиб!
В панике я выпрямилась на сиденье и не сразу поняла, где нахожусь, и почему за окном размазываются городские огни. Ратмир сидел рядом, прижав трубку коммуникатора к уху, видимо, чтобы звонок не разбудил меня, и внимательно слушал собеседника. Меня мгновенно отпустило. Удивительно, как отвратительная мысль о смерти Ветрова легко прижилась у меня в сознании. С облегчением растерев лицо ладонями, я откинулась в кресле.
Ратмир закончил разговор и, внимательно следя за дорогой, спросил:
— С чего ты вдруг решила, что я погиб?
— Мне так сказали… Хотя… неправда, мне так промолчали.
— Ясно, — казалось, он едва сдерживался от крепкого словца в адрес Богдана.
В салоне воцарилось молчание.
Мы стремительно приближались к центру Ветиха, оставив позади спальные холмы.
В машине звучала едва слышная мелодия. На лобовом стекле светились цифры музыкальной эфирной волны. Час был поздний, улицы опустели. Почти все витрины закрыли ставнями.
— Богдан тебе не объяснил, что взрыв был запланирован? — внезапно произнес Ратмир.
— Нет, как-то запамятовал. Наверное.
Как жаль, что я так и не ударила его! В нашем случае молчание было той же ложью, только называлось по-другому.
— Мы хотели избавиться от Златоцвета Орлова и браслетов Гориана одним махом, — объяснил Ветров таким тоном, как будто пересказывал завтрашний прогноз погоды, переданный по радиоволне, — но его кто-то предупредил, и он вовремя ушел. Правда, подельники почти все остались там.
Наплевав на красный свет светового фонаря, Ратмир плавно повернул руль на повороте. На самом деле он гнал как оглашенный, не сбавлял хода даже на опасных перекрестках. Я не боялась скорости — Богдан водил так, что к нему в автокар никто из нашего отчаянного семейства, кроме меня, не решался садиться. Я и вовсе за рулем превращалась в ту самую кретинку, которая включала правый сигнальный огонек, а поворачивала налево.
Было странно, отчего Ветров нервничает? Сколько мы ни ездили вместе, он единственный раз наплевал на правила дорожного движения — когда вез раненого, впавшего в летаргический сон Стрижа к Доку.
— Веда, ты должна понимать, что такие, как мы, долго не живут. — Рат нарочно старался не встречаться со мной взглядом. — Погибнуть может кто угодно из команды, в любой момент. Это невозможно предугадать. Иногда нам приходится изображать смерть. Не надо сразу оплакивать меня или Богдана, но крайней мере, пока не получишь доказательства. Это непрофессионально.
Если он пошутил с этим своим «непрофессионально», то крайне неудачно.
— Что ж, меня действительно расстроила твоя ненастоящая гибель. Немного, — сухо отозвалась я и пробормотала себе под нос: — Скотина шовинистская.
