Мы оказались в погруженном в полумрак зале, в центре которого в воздухе медленно крутился морок в миллионы раз уменьшенной копии нашей планеты. Земля казалась живой. Вместо потолка высоко-высоко блистало звездами черное небо, и невидимое солнце посылало к макету лучи, освещая его с той стороны, где сейчас, судя по всему, царил день. Крошечные настоящие облака плыли над поверхностью планеты. На неровных континентах кто-то рассыпал щедрой рукой блестящие знаки четырехлистных клеверов, отметив города, в которых находились представительства ордена.
Мы словно попали не глубоко под землю, а в другое измерение.
— Идем, — подогнал меня Ратмир.
Поднявшись по мраморным ступеням, прошли в зал, гораздо меньший, нежели первый. У большого стола с мороком города, словно бы показанного с высоты птичьего полета, собралась разношерстная публика. Здесь были и люди, и тролли, и даже аггелы. Говорили тихо, словно бы осторожно.
Миниатюрная копия Ветиха позволяла следить за кипучей жизнью в реальном времени (точно такую карту я видела в Ратуше). Медленно плыла Сервица, на ее берегу переливался разноцветными красками припортовый район. В островках эльфийских парков поблескивали фонари. Извилистые улочки походили на ленточки, изысканно пришитые к полотну города умелой рукодельницей. Светился кремль, в котором располагался Ветиховский магический совет. Над зданием Исторического музея крутился зеленоватый знак четырехлистного клевера. Ветих спал.
Опершись о столешницу, над мороком склонился мужчина с опрятной бородкой, тот самый, к которому накануне ночью приходили Ратмир с Богданом. За его плечом, скрестив руки на груди, морщила носик худенькая Свечка. Среди прочих стоял непривычно серьезный Стриж. За эти сумасшедшие дни я ни разу не видела его столь сосредоточенным.
Я не ожидала застать целую толпу (откровенно говоря, вообще не понимала, чего мне ждать в ордене!) и даже притормозила, но Ратмир подтолкнул меня вперед. Мужчина с бородкой вычитывал что-то подчиненным. Тут он поднял голову и оборвал себя на полуслове:
— Увез все-таки!
— Сбежала, — поправила я.
Народ стал недоуменно оглядываться.
— Ветров? — произнес шеф, предлагая объясниться немедленно.
— Венцеслав? — копируя начальственный тон, отозвался тот и подтолкнул меня к столу.
Шеф ордена изогнул брови, намекая, что подлец охамел вконец, но вслух, конечно, произнес исключительно вежливым и спокойным тоном:
— Ты осознаешь, как тебе только что повезло?
— Он вообще парень везучий, — фыркнула Свечка.
— Нет, мы просто очень быстро ехали, — с елейной улыбкой вклинилась я.
Народ загудел, с излишним воодушевлением возвращаясь к обсуждению проблем. Когда я пристроилась рядом со Стрижом, приятель, не скрывая довольной улыбки, похлопал меня по плечу и пробормотал в ухо:
— Птаха, ты мужик! Ты мне выиграла четвертной!
Кто-то отозвался:
— Денег не получишь! Вы с Птахой сговорились!
Под пристальным взором Венцеслава спорщики притихли, крайне недовольные друг другом.
— Где твой брат? — резко спросил у меня шеф.
— Ехал сразу за нами, — соврала я в ответ.
— Значит, так, Ветров! — В спокойном голосе Венцеслава вдруг появилось раздражение. — Предупреждаю сразу. Только попробуете с Истоминым устроить разборку, как на последнем собрании, выгоню обоих взашей!
— Ясно. — Ратмир с высокомерным видом сунул руки в карманы, демонстрируя буквально преступное наплевательское отношение к приказам начальства.
— И сотру память, — ткнул пальцем Венцеслав, выходя из себя. — Понял меня, Ветров?
— Да.
— Без права восстановления! — не унимался бородач.
Ветров только пожал плечами.
У Богдана вообще имелась раздражающая черта втихую знакомиться с мужчинами, неосторожно решившими приударить за мной. Из-за его душевных разговоров поклонники исчезали из моей жизни со скоростью ветра. Иногда мы даже до второго свидания не дотягивали. Удивительно, как при таком присмотре я вообще умудрилась потерять девственность до замужества!
Дольше всех продержался библиотекарь Степан, от которого Богдан пребывал в абсолютном восторге — тщедушный очкарик, любивший классическую литературу и органную музыку. Он взял меня за руку только на третьем свидании и осторожно назвал «мой цветочек». Мы так и не дошли до первого поцелуя, потому что я лично возжелала расстрелять зануду из отцовского самострела.
Воспоминания о распуганных старшим братом мужиках так меня разозлили, что, когда он ворвался в зал, мы как раз могли бы потягаться силой гнева.
— Истомин! — гаркнул Венцеслав, прищуриваясь. — Почему опаздываешь?
— Меня без автокара оставили. — Он окатил Ратмира гневным взором.
Устроившись с противоположной стороны стола, брат уставился на нас так, словно желал протянуть через этот самый стол руки и придушить меня или Ветрова, а лучше обоих сразу. Фыркнув, я сделала вид, что мы не знакомы, и сосредоточилась на обсуждении.
Златоцвет, потерявший при взрыве почти всю свиту, сильно опечалился тем, что сила браслета перетекла ко мне, превратив в живой резервуар, полный черной магии. Сейчас мы делили дар, но маг желал заполучить всю силу браслетов и уже открыл на меня охоту. Пока я находилась в особняке Венцеслава или в ордене, ставший в разы сильнее чернокнижник не мог меня обнаружить, но вот по дороге в музей — запросто (потому-то Ратмир и гнал, словно ошпаренный). Теперь, чтобы избавиться от господина Орлова, неожиданно превратившегося не только в наглого, но и опасного противника, ему решили устроить ловушку.
— Он знает, — Ратмир кивнул на карту, — что Веда в ордене, но ему нужна толпа, чтобы мы не могли стрелять. Утром он будет искать ее здесь.
— Ветров прав, — согласился Богдан, — один в поле не воин.
— В нем сейчас столько силы, — фыркнул тролль, в котором я узнала хозяина постоялого двора, — что он и воин и целая армия.
Присутствующие заспорили. Из обрывочных фраз я поняла, что Златоцвета хотели заманить в ловушку, а в качестве приманки использовать… меня, конечно.
— Один пентакль на Лобной площади, другой в холле музея, поэтому место отличное. — Ратмир уперся ладонями в ребро столешницы.
Я оказалась заключенной меж его рук, прижатой к твердой груди, — и старательно не замечала злых взглядов брата.
— Вы решили использовать меня в качестве приманки? — не удержалась я.
Народ, как по команде, примолк.
— Никто не собирается бросать тебя на растерзание психу, — высокомерно фыркнул Богдан, и на его лице промелькнуло знакомое с детства выражение «ты-чего-совсем-глупая».
— Вместо тебя пойдет двойник, — тихо пояснил Ратмир мне в макушку.
