– Ты хорошо помнишь определение комбатанта по Гаагской конвенции
[58]?
– Чего? – уставился на него Львов.
– Того самого, – и, улыбаясь, полковник спецназа процитировал по памяти: – «Военные законы, права и обязанности применяются не только к армии, но также к ополчению и добровольческим отрядам, если они удовлетворяют всем нижеследующим условиям: имеют во главе лицо, ответственное за своих подчинённых; имеют определённый и явственно видимый издали отличительный знак; открыто носят оружие; соблюдают в своих действиях законы и обычаи войны.
Ополчение или добровольческие отряды в тех странах, где они составляют армию или входят в её состав, понимаются под наименованием армии»
[59].
– И что? – все еще не понимал Львов. – Погоди, так ты… – начал догадываться он.
Его брови медленно поползли вверх, когда Осип и Анненков в две иглы моментально пришили к немецкому мундиру русские погоны. Затем есаул взял фуражку, содрал с нее немецкую кокарду и прикрепил российскую…
– Вот так, – удовлетворенно сообщил Борис Владимирович и надел новый головной убор. – Я еще и ордена наши на грудь повешу. И стану полностью соответствовать определению комбатанта. Вопросы?
– Никак нет, – пораженно выдохнул Львов-Маркин. – Да-а, брат… Ну, ты даешь…
– Китайцы говорят, что закон – как столб: перелезть нельзя, а обойти – можно, – сказал Анненков наставительно. – Иди, служивый, служи дальше.
На другой день колонна в фельдграу вышла из Шиплишек и двинулась по дороге в направлении на Лубово и Крживоболе, рассчитывая оставить более крупные населенные пункты Кальварию и Мариамполь восточнее. Накрапывал мелкий противный дождь, и потому только вблизи можно было разглядеть кокарды на фуражках и бескозырках, да еще и то, что погоны у офицеров отливали не серебром, а зеленью.
…Второй день марша начался спокойно. Дымили походные кухни, солдаты, драгуны и казаки споро шуровали в котелках ложками, прихлебывая горячий сладкий чай из медных кружек. Львов, сидевший вместе со своими охотниками, встал:
– Так, парни, – произнес он, убирая кружку в ранец. – Заканчиваем прием пищи, готовимся выходить в дозор. Чтоб, когда я вернусь, все уже в строю стояли, словно вас туда обухом вбили!
С этими словами он направился туда, где вместе с казаками завтракал Анненков. Хотя солдаты, драгуны и казаки уже давно слились в единую общую массу, которую Анненков-Рябинин назвал «штурмовиками», а Львов именовал непонятным для окружающих словом «ДРГ», все же бойцы предпочитали хотя бы изредка собираться по старым подразделениям вместе с привычными «первыми» командирами…
Однако дойти он не успел: неподалеку грохнул винтовочный выстрел, за ним еще один и еще.
Львов в два прыжка оказался возле Анненкова:
– Кто там? – спросил он у есаула.
– Васнецов со своими… Был в охранении… А ну-ка, возьми десятка два своих охотников и разберись: в чем там дело?
Через полчаса к Анненкову верхом подлетел Чапаев. Быстро козырнул и доложил, что Васнецов со своими драгунами наткнулся на какой-то немецкий пехотный взвод и не нашел ничего лучше, как попытаться истребить незваных гостей. Вот только штабс-ротмистр неверно оценил численность противника, и вместо взвода или хотя бы роты вылетел на батальон немцев, которые, не будь дураки, уже развернулись в боевые порядки.
– Командир просил три пулемета: тот, который на тачанке, и два вьючных. И еще ручник, – закончил Чапаев. – И чтоб наши охотники все к нему шли. А вам просил передать, чтоб уходили – сами разберемся.
Анненков оглядел Чапаева с ног до головы, убедился, что посланец, хоть и спешит, но совершенно спокоен, и решил, что Львов прав: нечего лезть в драку всеми силами. Во-первых, долго, во-вторых, сами себе мешать станут. А потому он кивнул головой и приказал всем строиться.
– Борис Владимирович, а может, нам лучше пойти на помощь и окружить этих германцев? – предложил полковник Крастынь. – Нас много больше батальона, так что…
– Так что вы все правильно говорите, Иван Иванович, – кивнул головой Анненков-Рябинин, – но только в том случае, если у нас за спиной – наши части, и мы не боимся ввязаться в большую драку. А сейчас Львов прав: нанесет как можно больший урон противнику, заставит его занять жесткую оборону, а потом просто уйдет и оставит немцев с носом.
Львов приподнял голову и убедился, что не ошибся: немцы действительно скапливаются в ложбинке для атаки. Но только поздно, фрицы, поздно. Теперь, когда подошли пулеметы, и счет по ним – пять-ноль в нашу пользу, вам окапываться бы надо. И сидеть, как мыши под веником. Впрочем, дело ваше, личное. Хотите помирать, так кто ж вам доктор?..
– Передай по цепи, – сказал он лежащему рядом ординарцу. – Огонь по моему выстрелу. Гранаты и ручные гранатометы не использовать, бить только из винтовок и пулеметов.
Он подтянул к себе «мадсен», прицелился. Вот сейчас пруссаки встанут, вот сейчас…
Немцы не обманули ожиданий штабс-капитана и, дружно выскочив из ложбинки, понеслись в атаку. Львов подождал, пока первые добегут метров на сто пятьдесят, и дал очередь.
Немцы оказались в огневом мешке. Четыре пулемета – два станковых и два ручных – ударили разом, поливая наступающих свинцом точно водой из шлангов. Одновременно ударили залпами винтовки, и немцы оказались перед выбором: отступить назад в ложбинку или браво умереть здесь. Они выбрали первый вариант и стали отползать назад, но тут…
С гиком и посвистом из редколесья на поле вылетело шикарное ландо с гербами рода Балицких на дверцах. Правда, вместо обычной пары его влекли четыре лошади, запряженные квадригой.
Ландо лихо развернулось, и с него, отсекая немцев от спасительной ложбины, заработал еще один станкач. Рядом с импровизированной тачанкой спешивались драгуны под командой Васнецова, которые не остались беспечными зрителями, а тоже вступили в бой.
Львов удовлетворенно посмотрел на происходящее. Вот так, классическая огневая засада! Он повернулся к Чапаеву:
– Василий Иваныч, постреляй-ка, – попросил он. – А я покурю пока…
Чапаев взялся за пулемет, а штабс-капитан достал из кармана портсигар, трофейную зажигалку и закурил, перевернувшись на спину, с наслаждением выпуская дым в серое сырое небо. Он чувствовал себя победителем, военным гением, Суворовым, Наполеоном и маршалом Рокоссовским в одном лице…
– …Командир!
От крика он чуть не проглотил папиросу.
– Командир, там еще немцы подходят!
Львов-Маркин резко перевернулся на живот и приподнялся, но так, чтобы не особенно подставляться под возможные выстрелы. Действительно: со стороны шоссе двигались две пешие колонны, которые быстро разворачивались в цепи.
