Генерал Анненков, лично возглавивший одну из групп дальнего поиска, вздохнул и подал знак, отменяющий операцию. Захватывать таких гусей ни в коем случае нельзя: еще неизвестно, кого пришлют этим «геноссен» на замену. Вдруг прибудет кто-то умный?..
Тени откачнулись от блиндажа и растворились в темноте. Через полтора часа в ночи громыхнул взрыв. Подбежавшие солдаты увидели жуткую картину: на месте полкового склада курилась здоровенная воронка. Должно быть, кто-то из русских пальнул наугад из пушки или легкой гаубицы и – вот тебе на! Угодили прямо в склад.
Вместе с патронами и ручными гранатами шестьдесят восьмой пехотный полк не досчитался полкового интенданта – толстого, вечно всем недовольного оберст-лейтенанта Шлегера и его заместителя – гауптмана Мормана. Видно, полковые снабженцы решили провести на складе инвентаризацию, и их вместе со всем содержимым разметало на атомы…
…Допрос пленных, и в первую очередь раздобытых самим генералом интендантов шестьдесят восьмого полка, позволил составить надежную карту переднего края вражеской обороны и получить очень точную информацию о силах и средствах противника.
В штабной землянке ярко светила девятилинейная керосиновая лампа, подвешенная над столом с расстеленной картой. Над ней склонились двое: Анненков в накинутом на плечи черном кителе с генеральскими погонами и Львов в полковничьем мундире, тоже черного цвета, но без ремня, кобуры и портупеи. Лишь из-за голенища сапога торчала рукоять длинного кривого тесака.
Оба нещадно дымили зажатыми в зубах папиросами, прикидывая что-то и так, и эдак. Борис тыкал то в одну, то в другую точку карты остро отточенным карандашом, а Глеб измерял что-то циркулем, периодически меняя раствор, и беззвучно шептал полученные значения…
– Ну, и?.. Что скажешь?..
– Да, мля… – полковник Львов оторвался от рассматривания линии немецкой обороны, покачал головой и повернулся к Анненкову. – Мысли есть, атаман?
– Как не быть-то? – генерал уселся верхом на обшарпанный стул, покачался, словно скакал куда-то верхом, и принялся загибать пальцы. – Идея номер раз: ночью тихо просочиться в первую линию окопов и зачистить её. Потом во вторую. Начав движение основными силами, расходимся ненадолго веером, вырезая тыловые части и артиллеристов. Ну и далее рвануть по тылам, пока не очнулись.
– А вторая? – улыбнулся Львов. Они рассуждали так похоже, что один часто озвучивал мысли другого…
– Вторая – устроить германцам огневой вал, и под его прикрытием влезть к ним за пазуху. Смотри, – он достал из кармана свёрнутую фотографию укреплений и развернул её. – Тут у немчиков совсем тонкая полоска. Тыл у них прикрыт болотом, так что они особо и не переживают.
– Думаешь пройти по болотам?
– А что нам болота. Это же не мазурская топь. Пройдём.
– Идея хороша, но… Нет здесь таких толковых пушкарей, чтобы нормально организовать огневой вал, это я тебе как командир батареи со стажем говорю. А любая ошибка в прицеле – хоть на полтысячной! – сотни погибших от «дружественного огня»
[118] …
– Хм… Не знал, что это – так сложно… – Борис пожевал мундштук новой папиросы. – Век живи – век учись…
Львов поправил отсутствующие очки и пристально посмотрел на товарища:
– Ну, а третий вариант?
– А почему думаешь, что есть третий? – Анненков стрельнул взглядом из-под козырька фуражки.
– Так знаю тебя уже немало. Наверняка есть и четвёртый, если не пятый.
– Да есть, конечно, – Борис усмехнулся, – но они совсем уж странные…
– Типа?
– Ну, типа просочиться малыми группами, взять в ножи две-три батареи и влупить по немцам с тыла.
– Веселенькая перспективка… Проще, чем огневой вал, но ненамного… – Глеб почесал нос. – Да, первый вариант как-то более реален. Кого пошлём?
– Первый полк, конечно. Они же у нас самые боеготовые, да и пластунов там больше всего. Типа разведка.
– Да, до настоящей разведки им сто вёрст и все лесом, – Глеб кивнул.
– И я о том же, – Анненков взял с тумбочки стакан в серебряном подстаканнике, налил себе чаю из маленького самовара и, сделав пару глотков, отставил стакан в сторону. – Будешь? Шурочка трав каких-то в чай накидала. Ничего, вкусно…
– А мне, значит, не сделала? – шутливо возмутился Львов. – Вот так, да? Выбросили меня на свалку истории?
– Так она же просила тебя зайти…
– Да подумал, что после совещания и зайду.
– Вот и не жалуйся.
Глеб взял свободный стакан, налил в него чаю и, подумав, набулькал в напиток немного рома. Отхлебнул:
– В самом деле, вкусно… Когда пойдём?
– Так, когда будем готовы, и пойдём, – Борис снова подошел к карте. – Вон за тем лесом накопимся потихоньку, вечером выведем полк на рубежи атаки и в ночь двинемся.
Командующий армией генерал от инфантерии Смирнов смотрел на генерала Анненкова со странной смесью недоверия, надежды и даже где-то испуга. Генерал предлагал ему воспользоваться дырой в обороне, которую он, командир Георгиевской дивизии, собирается устроить в немецких порядках, и ударить, прорывая оборону и выходя в тылы третьей армии.
На этих богом проклятых окопах и колючей проволоке командующий уже оставил несколько тысяч человек в бесплодных попытках прорыва, и вот – здравствуйте, я тетка Матрена! – башибузук, «андреевский есаул» без всяких изысков просто и буднично сообщает, что прорвет германский фронт, и рекомендует ему воспользоваться открывающейся возможностью. Рекомендует! Поневоле поверишь слухам, что у новоявленного «атамана» – «зайчик в голове», о чем и шепчется весь Петербург после скандального интервью трехмесячной давности…
– Как только наша дивизия уйдёт в прорыв по тылам, а вы ударите по флангам соседей, фронт если и не рухнет, то изрядно зашатается. После чего, если Алексеев не самоубийца, в наступление переходят армии соседей. А там уж как распорядится военное счастье и уровень дурости наших и германских начальников…
– Можно ли уточнить, когда и как ваша дивизия собирается «уйти в прорыв»? – чуть насмешливо осведомился генерал.
– «Когда» – легко. Через три дня, ровно в один час по полуночи. А «как»… – Борис иронично хмыкнул. – Какая вам разница, ваше высокопревосходительство? Если я объясню вам, как мы это сделаем, то вы, Владимир Васильевич, либо сочтете меня сумасшедшим, либо просто не поймете…
«Да тебе, мил-друг, в желтом доме самое и место, – подумал Смирнов, но вдруг вздрогнул оттого, что совершенно ясно понял: человек, настолько уверенный в своих силах, либо сделает, что обещал, либо умрет. А пресловутой „печати смерти“, известной почти всем старым солдатам, он на лице Анненкова не видел…»
