– Почему Бонапарт до сих пор не распорядился взрывать дамбы? – раздумчиво спросил генерал у стоявшего рядом майора Коломба. – Вся Голландия была бы под водой. Мы тоже.
Тот потянулся и глубоко глотнул сырой холодный воздух.
– Отсюда удобнее всего начать взрывать. Перемычку за перемычкой. Бреда ключ не к Бельгии, а к землям, которые вы уже оставили за собой.
* * *
Французы появились на третий день после перехвата эстафеты. Шурка стоял на стене, когда дорога со стороны Антверпена начала помаленьку темнеть и шевелиться. Еще не видно было мундиров, но по пустоте остального тракта ясно – неприятель. Все подводы, телеги, случайные всадники поворачивали в сторону.
– И чем мы это отобьем? – бесстрастно спросил генерал у Бюхны, которому все равно, где помирать, лишь бы с музыкой.
Тот пожевал малиновыми губами и не сообщил ничего вразумительного: пушки из Амстердама еще не прибыли.
– У меня руки чешутся взять англичан в заложники и начать расстреливать по одному, пока их десант не поторопится, – бросил Бенкендорф. Он уже догадывался, что за ветер мешает островным воякам. Ждут, пока французы стряхнут русские отряды с лица Голландии. А уж потом британцы большими силами и без особого труда понудят старых врагов вторично ретироваться. Каждый играет за себя.
Между тем Карно – по мирной профессии математик – хорошо умел считать. В его распоряжении было 18 тысяч, и он даже не стал вести правильную осаду города. Пошел на приступ с ходу. Что там засело за стенами? Тысячи две наберете? Не верю.
Восемь легких, еще вчера конных, а сегодня водруженных на стену орудий – все, что защитники могли противопоставить осаждавшим. Но они стреляли с такой интенсивностью, что даже Молодая гвардия попятилась. Чудо Господне!
– Давай башкир! – распорядился Бенкендорф. И в тот краткий момент, когда неприятель смешал ряды из-за обстрела, на него вылетел странный отряд с луками и саблями. Зверское было зрелище. Башкиры навели в рядах наступавших еще больший беспорядок и снова скрылись в крепости.
Искомый час был получен. По каналу в Бреду уже входили корабли с пушками. Амстердам рискнул отдать часть своей стенной артиллерии. Моряки прошли, проминая декабрьский лед. Кроме них на палубах сидели национальные гвардейцы, которые тут же стали скатывать тяжелые орудия по сходням, не имея ни малейшего понятия, как ими пользоваться и очень надеясь, что среди осажденных найдутся артиллеристы.
– Василису им! Василису!
Без него догадались. Девка давно распоряжалась в порту, крутясь возле пушек, как возле коров в хлеву, и объясняя все, что голландцы не понимали, выразительными тычками в ухо.
– Может, вы заберете свою Афродиту? – деликатно осведомился майор Коломб. – Среди англичан есть канониры.
– Ни за что, – отрезал генерал. – Пусть слушают нашу красавицу. Она наводчица от Бога.
Как-то сговорились. Когда вкатывали пушки на заранее подготовленные места и Василиса ладно утаптывала их колеса – то полешко подложит, то ободом от бочки не пойми к чему прикрутит – ее оценили даже британцы.
– Короший девка! Давай, давай!
Тут обнаружилось, что осаждавшие додумались до парламентера. Стало быть, повысили врагов в ранге: с ними будут разговаривать.
– Сдавайтесь!
Это после того, как мы отбили вашу первую атаку? Хоть предложите приличные условия. Мы покобенимся. А пока суд да дело, может, пушки на место встанут.
Уже были подведены французские орудия. Уже прозвучала первая команда, и первые раненые на стенах показали пестрому разноязыкому воинству, что с ним не в игрушки играют.
С белым платком на штыке к Антверпенским воротам приблизился артиллерийский капитан.
– Генерал Карно приказывает вам сложить оружие!
– Это вам он может приказывать! – немедленно отозвался майор Коломб, хотя его никто не спрашивал и вообще кавалеристу на стене делать нечего.
– Генерал ценит ваше мужество и обещает сохранить жизнь!
– Нам не нужна жизнь без свободы отечества! – завопил по-французски Петр Ван Ос.
Какими судьбами художник оказался на стене? Видимо, хотел увидеть все своими глазами и зарисовать на досуге. Пошли ему Бог досуг!
– Отставить! – рявкнул Бенкендорф. Все, ну все лезут вперед. Никакой субординации. – Дружище, Жубер! Не думал снова вас встретить!
Артиллерист задрал голову и был донельзя сконфужен при виде свесившегося с парапета генерал-майора.
– Вы же давали слово никогда больше не воевать против России!
Действительно, при размене пленных во время перемирия с них было взято подобное обещание.
– Мы же в Голландии, – хитро прищурился капитан. А потом весь как-то поник. – У нас набор. Гребут всех. Стыдно сидеть дома, когда призывникам по пятнадцать лет.
– Вы с ними пришли? – насмешливо осведомился Бенкендорф. – Генералу Карно республиканские сапоги не жмут?
– У вас нет шансов! – упрямо повторил Жубер. – И, видит Бог, когда мне прикажут стрелять, я расплачусь за Терезу и детишек!
– Мне жаль! – генерал-майор махнул рукой, показывая, что переговоры окончены.
– Мне тоже. – Артиллерист собирался отходить от ворот.
– Предатель! – Василисы здесь только не хватало. – Обольститель! Поганец!
Жубер застыл как вкопанный, видимо, не ожидая узреть на стенах Бреды грозную повелительницу огня.
– Мари с вами? – только и мог спросить он.
– Где ей еще быть? – отозвался за не разумевшую по-французски Василису Бенкендорф. – Вы притащили детей в чужую страну и побросали их там!
Было заметно, что встреча поразила капитана. Он не знал, что сказать, и побрел к своим, бормоча под нос возражения. Вскоре опять заговорили пушки, но как-то неуверенно, словно им передалось душевное состояние Жубера.
А вот орудия Бреды наконец были готовы ответить. И, переждав канонаду, они плюнули огнем, да так метко, что переднюю линию Молодой гвардии смело.
На стенах возникло оживление. Все кричали, целовались, поздравляли друг друга. Штафирки – что возьмешь?
– Спокойнее! Сосредоточеннее!
Кто слушал и понимал этих «настоящих военных»? Особенно англичан, которые никак не хотят поторопиться с десантом.
Василиса носилась от пушки к пушке, наводя на новые цели. В конце концов она подоткнула подол, как если бы мыла полы в избе. И ее ноги-колонны подавили воображение защитников.
– Рубенс. Союз Земли и Воды, – констатировал Лев Нарышкин.
– Им нравится, – пожал плечами Серж. – Ну, может баба хоть где побыть богиней.
К Василисе посватались. Прямо на стене. Два булочника, содержатель постоялого двора, мер и Петр Ван Ос, видимо, решивший, что подобная модель сделает его кумиром соотечественников. Бенкендорф даже прикинул: если казачий авангард скинется по серебряному рублю, приданое девке будет обеспечено. Но Василиса предпочла унести в сердце глубокую рану – страсть к врагу – романтическое, всем понятное чувство.
