Во Франкфурт прибыли затемно, как Его Величество и хотел.
– По приказу Винценгероде вы должны были зацепиться за Иссель и удерживать линию? – государь выглядел как всегда доброжелательно, но улыбался мало. – Это удалось?
Бенкендорф поклонился.
– За нами следует корпус генерала фон Бюлова. Прусская пехота прочно занимает пункты, через которые казаки только проскакивают.
– Хорошо-о, – протянул Ангел, как бы прикидывая, а хорошо ли? – Каковы ваши сведения из Голландии?
Гость обомлел. Его? Сведения? В приграничном Девентире, конечно, толчется пара осведомителей. Кроме того, перехват французской почты. Он вменялся в обязанность штабным офицерам с самого пересечения границы. Сидя под Кёльном, недурно знать, какие из городских ворот наиболее слабые и на сколько дней хватает провианта. А заодно от скуки прочитать историю какого-нибудь лотарингскго семейства, славшего бедняге Луи или Жан-Люку благословения.
У Трира, ознакомившись с пачкой благоглупостей, подготовленных для него полковником Федором Глинкой, генерал-майор отложил некоторые в сторону.
– Вот эти найдите способ перебросить на ту сторону.
– Зачем? – оторопел штабной. – Трогательнейшая повесть о любви. Я хотел поделиться с товарищами.
Бенкендорф смерил его взглядом. Совсем стыд потеряли!
– Откровения для сортира я вам оставил. Но подумайте, вот пишет мать. Вы бы стали слезами старухи умывать себе задницу?
– Итак, ваши сведения? – чуть нетерпеливо повторил император.
– Гарнизоны в крепостях по всей Голландии французские. Но там некомплект. Местными их не дополняют. Боятся удара в спину. Слухи таковы, что, высади англичане десант, и Бонапарт прикажет взорвать дамбы. Страна будет затоплена.
Государь слушал генерала, склонив голову и характерно повернув здоровое ухо к говорившему. Впервые в жизни Шурка понял смысл этих усилий. Теперь сам глухой. Жалко до слез. Бедный Ангел!
– Англичане же не торопятся, хотя им рукой подать.
– Ошибаетесь, – на широкий лоб императора набежала тень. – Мои сведения обратны.
Александр Христофорович еще больше удивился. Как? Британцы идут? Отчего же ни слова не слышно?
– Чтобы обмануть неприятеля мнимым спокойствием на своих берегах, они перебрасывают части из Испании. Под командой сэра Грехема.
Новость. Умно. Однако рискованно.
– Если наши английские союзники высадятся… – государь замолчал, рассчитывая, что его поймут без пояснений. Бенкендорф принадлежал как раз к тем слугам, за которых ручалась вся порода: додумает слова и исполнит невысказанное. Вот почему его позвали. Если наши войска войдут в Голландию, «наносы французских рек» сами собой повлекут русских к Парижу. Главное – грамотно распорядиться дамбами.
– Вы рискнете? – ласково спросил император.
– Генерал Винценгероде будет извещен?
Государь покачал головой.
– Поиск на вашу личную ответственность. Даже в нарушение приказа, если таковой последует.
У Бенкендорфа повело холодом по спине.
– Мой авангард не будет усилен?
Ангел смотрел на собеседника, словно спрашивал: каких вам еще пояснений?
– Поиск. Просто поиск.
Одними казаками? Голландия – страна крепостей. Легкая кавалерия в ней бесполезна. Если, конечно, города не начнут сдаваться сами.
– Чтобы ваш неожиданный рывок выглядел естественнее, – император взвешивал каждое слово, точно сомневался, стоит ли говорить, – очень кстати тот факт, что мадемуазель Жорж сейчас в Амстердаме.
Шурка не обнаружил никаких эмоций. Хватит. Насмеялись над ним вволю.
– Французская труппа во время перемирия покинула Петербург, – несколько озадаченно пояснил Ангел. – В Дрездене Жорж встретилась с Бонапартом и была вновь зачислена на службу. Ее товарищи возвращаются на родину севером. Через Голландию в Бельгию. Не упустите.
* * *
Последняя реплика была излишней. Стоя на носу лодки, разрезавшей черную воду, Бенкендорф кусал верхнюю губу. Зачем ему Жорж? Спросить про ребенка? Он бы спросил. И даже очень правдоподобно изобразил негодование…
– Левее, левее держи! – раздался голос старого лоцмана. – Не видишь, целая гора льда по борту.
Никто не видел. Шли, как в киселе. Старик только двигал давно потухшую трубку из одного угла рта в другой.
– Мой ученик, – кивнул он генералу на помощника. – Ганс-Пауль. Будет лучшим лоцманом. Когда глаза продерет. – Потом покряхтел и добавил: – Петер, мой сын, был лучше. Нутром мель чуял. Повесили его. Возил от англичан табак.
«Чего ж ты, старая скотина, торговался? – обомлел Бенкендорф. – Если французы повесили твоего сына?» Голландцы, хорошие люди, но не герои. Принимать надо, как есть.
– Если доплывем, посвящу этот поход Петеру. Его памяти. Так-то, господа казаки. – Казаков вокруг не было, но уже повелось: для местных всякий русский – казак. Старик тяжело опустился на лавку возле гребца и снова попытался разжечь трубку.
Плавание продолжалось девять часов. Многих укачало. Иные блевали за борт. Другие продрогли так, что холодными пальцами не справлялись с затворами. Когда темной кромкой надвинулся берег, Шурка приказал откупорить фляжки и опростать до половины.
– Трите руки, дурни!
Он запретил своим и приказал офицерам на других лодках строго следить, чтобы солдаты не прикладывались со страху, когда шли в виду темной громады французской эскадры. Заметны были только носовые и кормовые огни. Ветер доносил обрывки голосов вахтенных и французскую брань. Тогда следовало молчать и молиться, чтобы даже плеск весел не был услышан. Теперь можно.
В лодках началось оживление. Люди ворочались. Перекладывали оружие. Давали голландцам попробовать водку. Те кашляли, но не плевались. Моряки. Любят крепкое.
Александр Христофорович сузил глаза, вглядываясь в полосу берега. До городских ворот еще предстояло топать. Успеть бы до рассвета, а то каждый человек на фоне водной глади, загорающейся первыми лучами солнца, будет как на ладони.
Бенкендорф прогнал навязчивые мысли о Жоржине. Сейчас она в городе и спит. Ей нет до него дела. Завершись поход провалом, умри он на холодном песке от шального выстрела, опрокинься лодка, утони в черной воде – она даже не узнает.
Правда состояла в том, что его все-таки любили. При чем не те, от кого он в праве был этого ожидать. Пока топтались на Исселе, к генералу прибежал ошалелый командир пикета.
– К вам там карета, графиня, полька.
Яна. Поразительное постоянство!
Бенкендорф приказал проводить гостью без обычных для казаков обидных притеснений.
Сразу после Лейпцига он написал в Наталин письмо с рассказом о гибели Юзефа. Но кто бы мог подумать, что маленькая принцесса приедет. Через две границы и множество аванпостов. Зачем?
