В наступившей тишине они услышали, что стук капель прекратился. Байрон подошел к окну и распахнул ставни: дождь затих. По небу быстро бежали серые облака, кое-где пробивалось солнце.
– Не поехать ли нам, мой дорогой друг, на прогулку? Я не могу оставаться в этой комнате более ни минуты! Мы не выезжали несколько дней. Сколько? Я не помню даже, сколько я не выходил!
– Вы уверены, сэр? – обеспокоенно спросил Пьетро: Джордж вовсе не выглядел здоровым и способным к длительным прогулкам верхом.
– Не пытайтесь меня отговорить! Пахнет весной, – Байрон закашлялся. – Мне надо подышать свежим воздухом. В груди словно что-то сжимается, нет сил дышать нормально. Поехали!
Пьетро сделал последнюю попытку отговорить Байрона:
– Ветер слишком сильный. Через мгновение может снова полить дождь. Посмотрите на небо: здесь оно расчистилось, а вдали собираются тучи.
Уговоры были бесполезны. Джордж начал собираться на улицу.
– Проедем столько, сколько позволит дорога, – сказал он, вскакивая на лошадь. – Смотрите, над городскими стенами туч нет, – он показал вперед плетью. – Ветер дует серьезный, но он туда их быстро не пригонит.
В самом деле, тучи будто решили пуститься в пляс: они то летели в одну сторону, то меняли направление и начинали свой дикий танец, перемещаясь в другую. Ветер тоже резвился: он гонял мусор по улицам, подкидывая отбросы в воздух, переворачивая и швыряя их куда заблагорассудится. Плохо закрепленные ставни в некоторых домах хлопали что есть силы, грозя свалиться на головы редких прохожих.
Застоявшиеся лошади поскакали к городским стенам…
Всадники проехали три мили за городом, и тут их накрыл ливень. Тучи неожиданно сгустились над головами и извергли из себя такое количество воды, какое должно было вылиться в течение месяца, а то и двух. Сплошная стена воды заслоняла дорогу, и передвигаться приходилось наугад. Обычно Пьетро и Байрон на обратном пути, возле стен, садились в лодку, дабы вернуться к дому, а слуги отводили лошадей. Но тут Пьетро сказал, что следует быстрее вернуться верхом.
– В лодке возвращаться опасно! – крикнул он. – Штормит, да и зальет нас за полчаса пути.
– Я же солдат! – крикнул в ответ Байрон, перекрывая шум дождя. – Подобные пустяки не должны меня пугать! Иначе как я, по-вашему, буду вести себя во время сражения?
Они спустились в лодку и отправились в обратный путь. Дома Байрона тут же начала сотрясать дрожь. Он переоделся, но ни сухая одежда, ни зажженный очаг не помогли согреться. К восьми вечера он по-прежнему лежал на диване, страдая от ревматических болей в суставах, в дурном настроении. Прибежавший по просьбе Пьетро доктор Бруно предложил пустить кровь.
– У вас вообще нет иных способов лечения, кроме как лишить мое тело очередной порции крови? – Байрон привстал на локте. – Нет уж! Я помню, чем закончился предыдущий опыт.
В этот момент в комнату зашел Миллинген. Ему быстро описали симптомы болезни и спросили его мнения.
– Больше народу умирает от скальпеля, а не от копья, – пошутил Джордж и в изнеможении откинулся на подушки: любое движение вызывало у него боль; лоб покрылся испариной.
Врачи переглянулись.
– Необязательно пускать кровь, – согласился Джулиус. – Состояние не представляет такой опасности. Подождем до завтра. Но при ухудшении, пожалуйста, зовите нас сразу же!
Комната опустела. Полумрак окутал предметы. Оставшись сидеть за столом, Пьетро перебирал последние письма.
– Про заем из Англии не пишут? – слабым голосом поинтересовался Джордж.
– Пишут, но ничего нового. Опять лишь обещания. Пока деньги не выданы…
На следующий день на Байрона продолжила накатывать дрожь, но он встал с постели и в обычный час приступил к делам. Посетители, которых он принимал, несмотря на недомогание, отнимали последние силы. Пьетро старался взять на себя основную часть дел, и все-таки постоянный шум и суета не давали Байрону расслабиться. В обед он съел свою маленькую порцию овощей и выпил виски.
– Есть не хочется, Пьетро, – Джордж встал из-за стола и направился к дивану.
Однако вскоре визиты продолжились. Отдых получился коротким и не принес облегчения. Вечером зашли Бруно и Миллинген. Увидев, что жар спал, они не стали предлагать кровопускание, прописав покой и сон…
Вместо покоя утром одиннадцатого апреля Байрон опять поехал верхом.
– Вы же знаете, мой друг, как мне помогают движение и воздух, – объяснял он Пьетро. – Сидеть взаперти – занятие не для меня. Пока не пошел дождь, мы обязаны выехать. Далеко не поедем – вон до той оливковой рощи, где можно чудно прогуляться.
Вместе с Джорджем погулять отправились несколько офицеров. Солнце и пение птиц способствовали хорошему настроению: все шутили и смеялись. Байрон заметно повеселел, а Пьетро понадеялся, что болезнь отступила.
Тот день прошел не лучше предыдущего. После прогулки Джордж пожаловался на недомогание. Спать он не мог, мучаясь от участившихся болей в суставах. Его то бросало в холод, то охватывал жар. Несмотря на протесты, поток визитеров пришлось сократить до нескольких самых близких людей, включая врачей.
– Не вините себя, Пьетро, – Джулиус пытался успокоить Гамбу, который страдал оттого, что не отговорил Джорджа от прогулки. – Позавчерашний ливень не прошел бесследно, и быстрого улучшения не ждите.
От кровопускания Байрон вновь отказался, раздражаясь все сильнее.
– Примите горячую ванну, – посоветовал Бруно. – И постарайтесь поспать. Я могу дать вам лекарства, которые уменьшат боль и помогут уснуть.
– О нет! Опиума мне не прописывайте! – сердился Байрон. – Ваши средства никуда не годятся, – капризным голосом продолжал он. – Уберите отсюда эти никчемные пилюли! Пьетро, дай стакан с джином. Он согревает лучше…
Когда пришел Финли, Байрон пустился в рассуждения о знаках судьбы, гаданиях и предсказаниях. Его речь прояснилась и потекла в известном Пьетро направлении.
– Когда-то мне гадали. Я был мальчишкой, лет десяти, – Байрон уселся на диване. – Моя мать обожала хиромантию и астрологию, и я унаследовал эту страсть. Мне гадали по руке. Старик, изучавший мою ладонь, сказал тогда: «Проявите осторожность, юноша, когда вам исполнится тридцать шесть. Потому что далее линия жизни на вашей руке обрывается». Конечно, изменить ход вещей человек способен. Он может пойти наперекор судьбе, но, как видите, дается это с трудом. И кто знает, выйду ли я из схватки с судьбой победителем.
– Вы слишком суеверны, – сказал Финли. – Не следует обращать такое внимание на нелепые предсказания. Вы простыли, не более.
– Мне одинаково сложно решить, во что верить в этом мире, а во что не верить. Вам повезло, мой друг, а может, вы просто молоды. Многие считают странной мою веру в счастливые и несчастливые дни. Однако вам уже не убедить меня начинать новое дело в пятницу или воскресенье. Я уверен: в эти дни начинания ничем хорошим не закончатся. Уверен, потому что так случалось всю мою сознательную жизнь. Вот вы, дорогой Финли, очень похожи на Перси Шелли. Ему предсказывали, что он умрет, утонув в море. Так и случилось! Я хоронил его, точнее, сначала по его желанию кремировал на берегу. Не ваша ли теперь очередь сыграть эту роль в отношении меня?
