Помедлив, белоглазый спросил:
– Можно я закурю? Табак! Сигара.
Мальчик запоздало подумал, что для иноземца он говорит на языке саха очень хорошо.
– Впрочем, тебе неизвестны ни табак, ни сигара. – Мужчина порылся в узкой прорези на боку своей странной одежды и вытащил золотую коробочку. Заостренный ноготь воткнулся в щель с краю. Крышка с готовностью откинулась, обнажив прижатый ремешком ряд толстых коричневых палочек. Вынув одну, мужчина куснул ее, выплюнул кончик и звонко щелкнул пальцами. Из указательного вырвался язычок пламени. Всунутая в рот палочка, напоминающая туго завернутый лечебный трут, приблизилась к огню, и повалил ароматный травяной дым.
– Я расстроен, – гнусаво проговорил чужеземец, попыхивая палочкой. – Я заметил, что тебе нравится наблюдать за сыновьями старейшины. За близнецами Чиргэлом и Чэбдиком. Ты завидуешь им, потому что братьям не бывает одиноко.
Белоглазый задумался и сказал шепотом, словно самому себе:
– Это, должно быть, ужасно – никогда не знать одиночества.
Мужчина произносил много непонятных слов, но знал об Атыне всё.
– Мне жаль маленьких одиночек. Таких же одиночек, как я. – Странник притворно всхлипнул.
– Я не одинок, – заледеневшими губами пролепетал Атын.
Мужчина хлопнул себя по лбу:
– Ах, извини, совсем забыл! У тебя же есть кровный брат! Не живой. Но и не мертвый. Я полагаю, ты знаешь, что душа его вполне жива и болит. Не можешь не знать, ведь он – твой двойник. Идущий впереди… Когда-то ты был не один, вас было двое. Но в самом начале зарождения в лоне матери вашей Ураны ты съел единоутробного брата.
Атын поднял над лицом локоть, защищаясь от страшных слов.
– Я не…
– Да, – свистящий голос мужчины опустился до грустного шепота. – Да, да, да. Прискорбно, но факт: ты его съел. Ты – людоед, мой юный друг.
– Непра…
– Ты съел, сожрал, счавкал своего единственного братца, – со злобным наслаждением повторил белоглазый, хлюпнув по-собачьи. – Ты не только отобрал его Сюр, но и кровь высосал, и мягкую плоть втянул в себя.
– Я не… – Атын не мог договорить и только мотал головой.
– О, если бы несчастный близнец был жив! Представь: он, живой, бегает сейчас по Эрги-Эн вместе с тобою. Вы вдвоем противостоите Кинтею и толстяку Топпоту. Брат помогает тебе тащить в лодку пьянчужку Манихая… Осенью, после Праздника ублаготворения духов вы с братом оба возвращаетесь в свою настоящую семью. Ах, как счастлива ваша матушка Урана! И отец Тимир, да, и отец. Думаю, чадолюбивая Лахса тоже не сказала бы слова против вас двоих. Вы собираете тальник, бежите домой голодные и набрасываетесь на еду, весело пинаясь под столом. Вы шепчетесь по утрам, рассказывая друг другу, какой кому сон приснился. И как же вам весело, как хорошо! Потому что он – это ты, а ты – это он… Не ты виновен в том, что твой брат ведет пограничное существование между смертью и бытием. Виновато твое преступное тело, которое втянуло в себя его жизнь. Согласись, пусть бессознательное, это преступление. А любое преступление наказуемо по закону Круга жизни. Как же поступает честный человек, совершив злодеяние, даже невольное? Честный человек старается устранить нечаянное зло, причиненное другому. Поэтому ты должен отдать брату половину Сюра, отобранного тобой. Ведь пока твой близнец не жив по-настоящему, ты и сам только наполовину человек.
Белые очи холодными иглами впились в лицо Атына.
– Но тебе дано право искупить вину, исправить содеянное и воссоздать брата. Вернуть его на Орто. И тогда все, кто относится к вам плохо, отстанут.
– Никто ко мне плохо не относится, – прохрипел Атын и откашлялся. Голос вернулся к нему. – А о двойнике никто не знает.
– Ох и ловок, ох изворотлив же ты! – удивился чужеземец. – По-твоему, если о близнеце никому не известно, то и жить ему незачем? Выходит, твоя совесть чиста?
Атын опустил голову, и мужчина хлопнул его плечу:
– А-а, я и забыл, что ты – людоед! Поэтому твою душу ничего не гнетет. Все верно, какая может быть совесть у людоеда? Подобным тебе неведомы муки совести. Я искренне восхищен. Умница! Чистейшей воды эгоист! Невозмутимый, непробиваемый человек-мужчина! Вот почему ты никем не любим.
– Ложь! – яростно возразил Атын. – Меня любят сестра и брат. И матушка… Лахса любит меня. И я их люблю!
– Любовь, любовь, – усмехнулся странник. – Красивая сказка. Людям нравятся сказки. – И злобно выкрикнул: – Что знаешь о любви ты, козявка?!
– А ты – знаешь? – дерзко спросил мальчик, теряя страх в гневе. – Видно, это тебя никто не любит! Потому что ты не любишь никого!
Человек поперхнулся дымом, вышвырнул в волны огрызок коричневой палочки и рассмеялся. Но смех его в этот раз был не настоящим, жестким, будто крылья жука-плавунца:
– Ха. Ха. Ха. – И еще раз, чуть быстрее: – Ха, ха, ха.
Отхохотавшись, чужак умолк. Орто затихла. Атыну показалось, что на опустевшей земле они с белоглазым странником остались вдвоем. Вокруг вновь начали расплываться холодные волны страха.
Стать бы крошечным, не больше песчинки, коих вокруг несть числа… Может, эти песчинки – души людей, которые насмерть застыли от нечеловечески студеного взгляда чужеземца? Словно в подтверждение Атыновых мыслей, человек не-человек посмотрел на тальниковую ветку и заморозил ее. Листья свернулись, как от зловещего дыхания зимы, и упали. Ужасные очи вновь обратились к Атыну.
– С-скоро ты будеш-шь оч-чень одиноким, – прошипел мужчина. – Таким одиноким, что твое с-сердце с-станет мерз-знуть. – Его прежний голос восстановился: – Тогда ты, никому не нужный, одинокий маленький мальчик, вспомнишь мои слова.
Червяки губ скривили скользкие спинки, изображая усмешку, и морщины ходуном заходили на длинном лице.
– А вспомнив, ты создашь другого.
Он опять засмеялся. Неподдельно и весело:
– Надо же, запамятовал, что ты и есть Другой. Атын – это ведь значит Другой! Имя, конечно, не нравится тебе. Но его не сожжешь, как щепку, не выбросишь в воду, чтобы уплыло по течению и больше не возвращалось к тебе.
Атын вспомнил загадку Асчита: «В огне не горит, в воде не тонет, ножом его не отскоблишь. Кто-то им доволен, а кто-то – нет». Выходит, это – имя.
Белоглазый кивнул:
– Это имя. Тебе, как известно, дал имя отец, дабы слабенькое здоровьем чадо не нашли черти Преисподней. Ты, мол, другой, не кузнецов наследник. Тимир не знал, что ты бы не выжил, не имея подспорья, – плоти несчастного близнеца. Ты поступил благоразумно, съев брата. Благодаря этому решительному поступку ты жив и здоров теперь.
Страшное лицо приблизилось, губы сложились хоботком гигантской пчелы:
– А если бы случилось наоборот? А-а?! Если б ты был сейчас на месте своего двойника? Как бы ты тогда себя ощущал? Как жил бы без любимой Лахсы, Дьоллоха и Илинэ? Подумай об этом, времени у тебя полно!
