Правое лицо посуровело и загромыхало, будто не слова говорило, а с размаху пускало под гору валуны и груды камней:
– Я сердит и зол на то, что все подряд по привычке человечьей норовят на других свалить постыдную вину! В оправдание пороков, что ко дну их несут, как в половодье с дерном куст, ищут ревностно трехликого искус!
– Я – другой, и часто в том винят меня, что не бог, не человек, не демон я! Непонятное, чудное существо, – всхлипнуло Среднее.
– Мое имя означает «божество»! – заспорило Левое лицо.
– Но бываю, словно демон, я жесток, и не вправе думать о себе, что – бог, – мрачно возразило Правое и сжало губы.
– Твердой истины нет в облике моем. Видно, кто-то я меж другом и врагом, – горько проговорило Среднее. – Просто – кто-то… Тем не менее… За что?
– Искуситель я! – захохотало, смачно сплюнув на пол, Левое. – И как докажешь то, что соблазны не гуляют по судьбе, если сам не носишь ты Джайан в себе!
Лица заговорили, перебивая друг друга:
– Было прежде у меня одно лицо…
– Сколько знал я нечестивых подлецов!
– Сколько мог бы я историй рассказать, как, пав низко, люди не спешат вставать!
– …что чудовищной измены, гнусной лжи язвы гложут сокрушительнее ржи!
– …что в злодействах с незапамятной поры люди склонны обвинять мои дары!
– …суть великую, любовь мою и труд… Рукотворную мечту из звезд и руд!
– Раз, не выдержав, схватил я молот свой, к наковальне прислонился головой, и ударил…
– Расколол не до конца…
– Так и вышло три сомнительных лица!
– Я удар нанес по левой стороне, потому досталась эта рожа мне!..
Громовыми шагами Кудай двинулся к печи. Подняв скрытую за нею кованую укладку, бережно поставил ее на середину кузни. Открылась тяжелая крышка. Атын склонился, но и голову не надо было опускать, без того было видно, что укладка полна мертвых джогуров. Они лежали, маленькие, тусклые, изъетые червоточинами ржави. Жалкие, как птички, подбитые слишком большими стрелами…
– Они были так доверчивы, добры, словно детки, мои славные дары, – всплакнуло Среднее лицо.
– Вот когда я, дурень старый, намудрил, глупость страшную с собою сотворил, – прошептало Левое так громко, что в горне загудело пламя.
– Мог быть долгим и возвышенным их путь, но что пролито – уже не почерпнуть, – печально сказало Правое лицо.
Два других откликнулись эхом:
– Что содрали с мясом – больше не срастишь…
– Что отбили с кровью – не соединишь…
– Кто убил их? – тихо спросил Атын.
Кудай сокрушенно покачал тяжелой головой и вздохнул Правым лицом:
– Те, кому я их на счастье подарил. – Исполинская рука распахнула перед мальчиком широкую дверь: – Но забудь, что здесь тебе наговорил… Что ж, девятый сын в роду своем, прощай!
Птицеголовые замахали Атыну руками и крыльями:
– Наковальню чаще маслом угощай!
Вбитые в гору кузнецы зашумели вслед:
– Держись, малыш!
– Чтобы мы тебя тут больше не видели!..
* * *
Атын глубоко вдохнул. Воздух и тут, на холме, не был чист, но все ж посвежее, чем в продымленной кузне. Спохватился: как теперь домой попасть? На радостях, что отпустили, забыл у Кудая спросить.
До ушей донесся далекий взмык. Атына передернуло: неужто снова несется к нему Лось-человек?
…Так и было. Почти. Только не Лось-человек, а наоборот. Вспахивая землю раздвоенными копытами, перед мальчиком весело заплясало предиковинное существо. Длинноногое лосиное тело его покрывала густая, желтовато-охристая шерсть. Испод короткого хвоста светлел, как наконечник стрелы, и по всей спине шла красивая золотистая полоса… А из груди стройно вздымалось вверх смуглое, гибкое человечье тело! Высоко посаженную патлатую голову потрясающего создания украшали резные рога.
– Я пред тобою, ты – передо мной! Ну, вот и свиделись, хозяин мой, – молвил Человек-лось, дружески кладя мальчику на плечо мускулистую руку.
Атын в оторопи смотрел на склоненное к нему молодое лицо. По бокам его из нечесаных лохм, перехваченных ремешком вокруг головы, торчали большие шерстистые уши. Глаза существа тоже были большие, ярко-коричневые и очень блестящие, нос широкий и продолговатый, крупные губы немного выдавались вперед… Кому-то Человек-лось мог показаться некрасивым, но Атыну он понравился сразу.
– Кто ты?
– Зверь силы чудодейственной твоей. – Существо приосанилось и, горделиво взмахнув космами, пояснило: – Ты ж не простой коваль, а чародей!
– Но у меня уже есть… был зверь.
– Да, это мой докучливый двойник, – понурился Человек-лось. – Обманом он в рассудок твой проник.
– Значит, у меня два зверя?
– Он – зверь второго. Мальчика того… Ну, брата маленького твоего.
– Брата? – удивился мальчик. – Какого еще маленького бра… – И сообразил: – Значит, Лось-человек и шаманские духи мучили меня вместо близнеца?!
Кивнув, зверь виновато опустил голову:
– Попал ты вместо брата в передел и пытку иссечения терпел, чтоб дар его твоим на время стал. Помочь я не сумел и птиц послал. Они тебя к Кудаю унесли, перековали там, перетрясли…
– Вот как! Выходит, это он – шаман, а не я? – В голосе Атына невольно прозвучало сожаление.
Человек-лось бросил укоризненный взор:
– Шаманскую как будто выжгли суть, джогур кузнечный силились вернуть…
– Оба Посвящения случились не по моей воле, – пробормотал Атын. – Я ничего не знал о своем даре, а о джогуре двойника тем более. Но почему он сам не прошел испытания на острове?
– Ни долю человечью и ни речь без тела нет возможности иссечь.
– Это все еще сон?
– Сон, может быть, – пожал плечами волшебный зверь, – а может быть, и явь… Жизнь – круглая, как ты ни переставь!
– Тут и впрямь не поймешь, где кончается одно и начинается другое, – вздохнул Атын.
Взбрыкнув длинными ногами, Человек-лось нагнулся:
– Поехали, хозяин мой, садись!
– Куда поедем?
– В солнечную высь! – засмеялся зверь, и подмигнул: – Неужто к близким и к родной Орто сегодня не торопится никто?
Атын взобрался к нему на хребет. Река, рощи, лес замелькали перед глазами с быстротой, какую въяве трудно вообразить.
