Подсушенный у печи горшок кладут в берестяную кадку с сенным гнездышком и укрывают мягкой шкуркой. Там он, подобно яйцу, сохнет и твердеет три дня. Щелкнешь по круглому боку доспевшего изделия – раздаются звонцы. Стало быть, духи-предки благосклонны к тому, кто его заказал. А если звук глухой – знать, сердятся на что-то.
На пламенных углях горшок сидит и дышит, покуда не станет пунцовым. Для пущей прочности и глянца его несколько раз поливают горячим суоратом с озерной щелочью и вновь калят, пока глиняная плоть вдосталь не нальется огненной силой. Поставишь новорожденный горшок ближе к окну и диву даешься, любуясь солнцем, просвечивающим в боках.
Во дворе Хозяек, волнуясь, прохаживался молодой дядька из кузнечного аймака. Рассеянно спросил новостей, но не дослушал ответа, повернулся к открывшейся двери. Вышла Вторая с горшком в руках.
– Ну как?! – воскликнул гость.
– Без шероховатостей, – торжественно возгласила она. – Справный мальчик.
– Ох, слава Творцу, – с облегчением вздохнул мужчина и вытер лицо рукавом.
Айана поняла: у дядьки в семье появилось дитя. По тому, какой получается первая посуда нового человека, почтенные старухи определяют его будущее. Беда, если горшок расколется или треснет в очаге. А тут все хорошо. Без шероховатостей. Значит, ребеночек будет здоров.
Дома дядька перевернет посудку вверх дном, поставит рядом с люлькой сына, и духи-пожиратели детей не посмеют к нему приблизиться. Нет для чертей приметы хуже, чем перевернутая чаша. Нечистые боятся, что люди подкараулят их, поймают и заключат внутрь. Потом целую вечность бесись в заточении и жди, пока кто-нибудь не отыщет горшок в земле или воде. А посчастливится, так еще улестить попробуй нашедшего, чтобы выпустил.
Вторая Хозяйка пригласила Айану пообедать с ними. Третья, выйдя куда-то, скоро вернулась, но в каком виде! Волосы торчком, на лице темные разводы, будто седмицу не умывалась, руки в земле!
– Что с тобой? – испугалась Айана.
– Ничего, – пожала плечами старуха.
– Почему ты такая грязная?
– Ты же ходишь грязная, и никто не удивляется, – зевнула Третья. – А мне что – нельзя?
Опустив голову, Айана вышла из-за стола. Опять ее, как маленькую, проучили. Они с Третьей вымылись, почистили платья, привели в порядок волосы. Лишь тогда снова молча сели за стол и молча же начали есть.
Девочка знала: на самом деле Хозяйки сейчас болтают вовсю. Для разговора им не нужно трудить рты. Старухи думали, что Айана не слышит их перекрестных мыслей. А она давно научилась открывать створки темени и прекрасно все слышала.
Разговоры Хозяек были большей частью скучными и непонятными. Но в этот раз девочка насторожилась: старухи говорили о ней. «Капелька» – так они называли Айану в своих мысленных беседах.
«Капелька уже вошла в возраст Шагающей любознательности и прошла первое Посвящение, – сказала Третья. – Как мы просили, Эдэринка поила ее во время болезни только водой. Тело девочки три дня лежало в беспамятстве. В последнюю ночь она бредила».
«Значит, ее души познакомились с другими мирами! – обрадовалась Вторая, и забеспокоилась: – Капелька светла, она многого ждет и много обещает, но джогур еще так неустойчив! Сможет ли она пройти Посвящение Кёс через три весны, в возрасте Спорящего сознания? Не нарушим ли мы закона Круга, посвятив в святая святых дитя, которое едва ступило в постижение миров и носит в себе сотни сложных вопросов? Без того все идет не по правилам. Нас осталось двое вместо обязательных трех. В Хозяйки собираемся посвятить девочку, в лоне которой скоро начнет кровиться сок рода, открывающий врата миров!»
«А не пора ли нам перестать опасаться отворенных врат? Мы несправедливы к другим мирам. В них тоже живут те, кому нужна помощь, а они, в свой черед, могли бы в чем-то помочь нам. Ты считаешь правильным, что женщина становится Хозяйкой Круга, когда и женщиной-то быть перестает?»
«Так велели предки. Ключ рода, падающий каждый месяц…»
Третья перебила:
«Это веление тех, кто не ведает ключа! Кто видит в нем лишь стыд, опасность и нечистоту! Что понимают в нашем исконном земном ремесле горшечниц мужчины – носители драчливого и заносчивого духа? В деле, где нужны глубинные и постоянные сила и храбрость, а не воинственные порывы, любезные одному только Илбису? Ведь даже хозяйство мужчин, что ниже пояса, хвастливо торчит наружу, крича об их поверхностном смысле!»
Вторая закаменела лицом:
«Прости, если обижу, но тебе ли, женщине, которая не имела сына… знала троих мужей и ни одного доброго среди них… судить о настоящих мужчинах? Лучше бы нам не касаться извечно глупого спора, кто на Земле главнее».
Уголки рта Третьей угрюмо опустились.
«Может, посвятить Капельку в возрасте Впередсмотрящей мечты? – примирительно проронила Вторая. – Самые подходящие весны, когда у человека сильно желание согревать других… Ведь до зрелости девочки мы с тобой просто не доживем».
Айана не выдержала и сказала вслух:
– А моя бабушка Главная жила очень долго. Она ушла по Кругу, когда сама захотела!
Обе почтенные старухи уставились на нее и громко спросили:
– Откуда ты знаешь?
– Матушка говорила.
– Но почему ты вдруг вспомнила бабушку? – вкрадчиво поинтересовалась Третья.
– Потому что посмотрела на эту круглую посуду, – схватив обеими руками мису с остатками вкуснейшего супа, Айана мигом облизала ее, – и вдруг подумала о вечном Круге. Мне бы, конечно, хотелось поскорее встретиться с бабушкой, ведь она ушла до моего рождения, но вряд ли это случится. Уж я-то умереть никогда не захочу!
Старухи многозначительно переглянулись, забыв сделать девочке замечание за ужасное поведение за столом. Айана на это и надеялась.
– А если я все-таки когда-нибудь умру, – добавила она, – то вернусь обратно. Недаром же мое имя означает Путь. Тот, кто идет долго, непременно возвращается.
Пользуясь новым замешательством Хозяек, Айана облизала мису из-под сливок.
Так вот что называется Посвящением!
Странный, короткий и яркий недуг девочка пережила после праздника Новой весны. Вначале все кости страшно ломило и выкручивало. В горле вздулся душный крик, но рот не открывался, и веки были крепко затворены. Айану будто замкнуло внутри себя, как пойманного в горшок и безнадежно беснующегося в темноте чертенка. Она плакала, дрыгала ногами, изо всех сил била кулаками о стену, но все это мысленно. Снаружи тело не повиновалось даже кашлю, который скопился в горле.
Вечер и утро, и еще утро и вечер… Девочке чудилось, что она умерла. Слышалось, как матушка отдает братьям вполне обыденные приказы принести то, сделать это, и душу царапала обида. Время от времени отец поил Айану водой, но легчало ненадолго.
Целебная дрема пришла в первую ночь полнолуния. Девочка уснула не глубоко. Ее воздушная душа словно раздвоилась, и то отдалялась от неподвижного тела, то снова стригла у лица сквозистыми стрекозьими крылышками. Чуть позже лопатки странно вспухли и защекотались. Почесаться Айана не могла – руки лежали по бокам совершенно безучастно.
