Вскоре в спине засвербело так, будто муравьи забегали под кожей, намереваясь воздвигнуть в оцепенелой плоти свои хлопотливые урасы. Безумный зуд и бессильная ярость доводили до пунцового жара. Еще немного, и Айана треснула бы, как перекаленный горшок! Но тут вздутая буграми кожа на лопатках впрямь лопнула с бабахнувшим звуком. Показалось, что кто-то наступил на связку рыбных пузырей… и вдруг из прорех выпростались крылья! Они медленно расправились, приподнимая тело над постелью, – большие, белые, с черными отметинами на маховых перьях.
Не успевая удивляться, Айана прокружилась под потолком, глянула на усталую матушку, спящую на отцовской груди, и тихо вылетела в открытую дверь.
Прохладный ветер тугой струей сдул со лба налипшие пряди, огладил уставшие без движения плечи. Айана покачалась в свежих приливах, ощущая звонкую дрожь каждой косточки и ток сердца, распираемого упоением и восторгом. Тело очистилось от кашля и хрипа, стало невесомым и начало излучать млечный свет.
Распахнув объятия, небо притянуло к себе летающую девочку. Паря над своим аймаком, Айана окунулась в очески дыма вечерних костров, чихнула и взлетела к звездам, как белокрылый журавль стерх.
Она никогда не видела Землю сверху. Это было красиво, весело и немножко печально. Залитый лунным сиянием лес напоминал залатанную одежду бедняка. Мрачно темнели клоки ельников, на взгорьях выделялись рыжевато-зеленые лоскуты соснового бора, пестрыми подолами махрились по краям аласов березовые рощи. Бурые, серые, охристые утесы дыбились над долиной выше леса, резко очерчивая по небесному закраю ломаную линию. Над ними возносился вечно поучающий кого-то Каменный Палец. Из глубинного жерла Большой Реки выкатывалась вороненое серебро волн. К противоположному берегу бежала лунная дорожка – ни дать ни взять присыпанная речным песком тропа приглашает пробежаться до Эрги-Эн.
Померещилось, что в кроне Матери Листвени поблескивают мелкие зеленые огоньки. Айана приблизилась к великому дереву и увидела в его куще густой рой светлячков. Спустилась ниже и ахнула: ветви лиственницы были усеяны крохотными светящимися человечками! Малютки махали ей прозрачными крылышками и ручками тонкими, как былинки. Это были Эреке-джереке, духи трав и цветов.
– Какие нынче радостные новости! – зашумела Матерь Листвень мягкой игольчатой листвой. – Давно ждала тебя, моя Хозяюшка, и на крылах джогура прилетела ты!
– Значит, джогур подарил мне крылья?
– До сей поры пускали корни крылышки, с джогуром вместе зрея в теле маленьком…
– Я не знала, что у меня есть джогур!
– Так знай, Хозяйка, – ветви говорящего дерева встряхнулись в улыбке. – Ты вернулась сызнова.
– Я не Хозяйка. Я – Айана!
Лиственница торжественно качнулась:
– Да, имя твое значит «Путь во времени». Твой жребий – возвращаться в бесконечности и помогать земле в ее усилиях исполнить в мире Божье повеление.
Айана собралась сесть на верхнюю ветвь и уже почти сложила крылья, но внезапно поняла, что вот-вот проснется.
– Хозяйка-девочка, пути счастливого! – закричали, стремительно отдаляясь, серебристые игрушечные голоса.
Очнувшись, Айана испытала такой бурный восторг, что едва не взорвалась. Все в ней ликовало, качалось, плыло мелкими воздушными волнами и полыхало веселым огнем. Немедленно захотелось поделиться кипучей радостью со всеми. Радость пела в горле, плясала на кончике языка, ее было так много, что хватило бы на десять человек!
Но матушка откуда-то знала о полете и строго-настрого наказала никому о нем не говорить… Только Хозяйкам. А потом заставила выпить горькое снадобье. Огневая радость сразу присмирела, сузилась и потухла.
* * *
После заявления Айаны о ждущем ее пути Хозяйки еще о чем-то болтали без умолку, если так можно сказать о мысленном разговоре. Девочка нетерпеливо вертелась за столом и все не могла вклиниться в перестрелку их неслышимых слов.
– Я летала! – выпалила Айана, когда почтенные старухи, наконец, заткнули свои болтливые головы. – Я теперь всегда буду летать?
Она умышленно не добавила «во сне».
Проницательная Вторая изрекла:
– Только в грезах. Человек – дитя земное и, к сожалению, летать не может.
– А я буду, – заупрямилась Айана. – Зачем мне тогда крылья джогура?
– Крылья джогура? – переспросила Третья.
– Да, большие, белые. Я же была стерхом на Посвящении, – объяснила девочка.
«Странно», – подумали почтенные старухи, но ничего не сказали. Айана с некоторым разочарованием отметила, что они почти перестали удивляться.
– Пойдем, Айана, – Вторая бросила в корзину круглую деревянную лопатку, – проведаем землю Элен.
– Плохо ей нынче без воды, – вздохнула Третья. – Дождливые тучи далеко умчались, не идут на наш зов. Так хотя бы посочувствуем землице, смягчим ее ожидание.
Хозяйки вызнали о летнем бездождии еще в Месяце рождения, в дни солнечно-лунного стояния, когда тень от растущей во дворе рябины сравнялась с высотой ее кроны. В этот раз тень, отброшенная деревцем от солнца, была намного длиннее, чем от луны, и предсказывала жестокую засуху. Не зря ковш Сандала лег на празднике Новой весны чашею набок.
Суховеи надолго закрывали солнце многослойным рваньем облаков, нагнетая пыльные бури. Долгая жара вызвала сухие туманы, а они напустили на аласы сизую мглу. Ночью обескровленная трава напрасно открывалась порами в надежде на росы. По утрам солнце еле просвечивало сквозь седую дымку, как давно не чищенная медная миса. Лишь к полудню пелена рассеивалась, поднимаясь к заскорузлым небесным ярусам пепельными клоками, и огнедышащее светило опоясывало землю вервием раскаленных лучей. Людей Элен грызла тревога: травы гибли, скоту грозила зимняя бескормица.
Совершая круг по долине, Хозяйки вначале отправились к Большой Реке. Айана бежала по лугам, закрыв ладонями уши, и все равно слышала слабые стоны трав и цветов. Их пожухшие от жары, стиснутые в кулачки листья еле шевелились в дрожащем мареве. Девочка вдруг вспомнила, что в прошлом году луга были наполнены душистым воздухом и пестры от обилия цветов, как дорогое шелковое полотно, которое нельгезиды в этом году привезли в Эрги-Эн. Подошвы торбазов размягчались от клейкого сока растений, будто только что вымятые… А нынче пестрела только ночь. Яркие лучи звезд легко протыкали знойную дымку.
Почтенные старухи с тревогой поглядывали на мреющее небо и едва поспевали за резвой Айаной. На супесях сосновых увалов виднелись мшистые брусничные островки, поддымленные ягелем, белым изголуба. Хозяйки привычно подмечали, какое дерево упадет в следующий бурелом. Придирчиво осматривали тела сосен, с которых люди весной брали заболонь. Смолистые слезы, залившие ободранные места, успели ороговеть и схватиться новой нежной корой.
Поверх волн Большой Реки разливалась серебряная кровь солнца. Камни на берегу были горячими, как плавленое железо. Раскаленный добела песок жег ноги сквозь обувь, аж глаза на лоб лезли. Не в силах терпеть, Айана побежала к воде. А у Хозяек пятки, видно, непробиваемые. Порыскав вдоль воды, старухи нашли в гальке мелкотравчатый бугорок и послали друг другу быстрые стрелы мыслей. Потом зачем-то принялись рыться в красном суглинке деревянными лопатками. Хозяйки никогда не пользуются железными мотыжками, чтобы не ранить земную плоть.
