Сухое лежачее дерево, вовлеченное во мглу и похожее на человеческий скелет, с жутким стоном протянуло скрюченную ветвь. Девочка выдернула руку из тягучих сумерек, нагнулась и проскочила под тенью. Лес сразу приветливо зашумел, защебетал птичьими голосами. Побледневшая тень тонко подрагивала позади, отсыхая в воздухе зеленоватой слизью. Словно великан раздавил и размазал ногой громадного кузнечика…
Айана догнала почтенных старух и пошла посередке. Она молчала долго-долго, и Вторая Хозяйка ласково спросила:
– Умаялась?
Девочка подняла пытливые глаза:
– Чем питаются злые духи?
– Бедами и страхами живых существ. – Вторая придержала усталый вздох. – Бесы нарочно подстрекают людей делать дурное. Изобретают для каждого человека особые пути греха, чтобы потом питаться виной, раскаянием и страданиями. Человеческая боль для бесов точно вкусное мясо. Угрызения нечистой совести они глодают, как сладкие косточки, страхи поглощают, будто жирную налимью печень-максу, смакуют печаль, как масло…
– А бывает, что люди живьем попадают в Преисподнюю?
– Говорят, шаманам случается очутиться там или в других мирах, где небезопасно бывать человеку. А порой существа из запредельных краев по ошибке или нарочно залетают на Орто. Вселенная необъятна, никто не способен до конца познать ее тайн.
– Даже вы?
– Даже мы, – улыбнулась Вторая. – Ты же не все говоришь о себе, что-то держишь в тайне. Так и Вселенная.
Впереди показалось священное дерево. Матерь Листвень придвигалась все ближе и ближе. Казалось, не Хозяйки с Айаной шагают к ней, а она идет навстречу. Весело подрагивали нижние ветви, увитые пестрыми жертвенными веревками с колечками, бусами, берестяными игрушками. У девочки дух захватило, так сильно захотелось забраться на самую верхушку, размытую в дрожащей ряби зноя, словно отражение в речной мели.
Лиственницы не любят большую воду, поэтому стоят дальше от рек. Зато за солнечным песчаным увалом, где зеленеет лиственничный колок, с горы бежит ручей с самой чистой и горячей на свете водой, которая не замерзает в мороз. А немного поодаль ярко сверкает окошками юрта почтенных горшечниц.
– Слава тебе, земная пуповина, связующая миры, – сказала Вторая Хозяйка, и старухи согнулись в поклоне.
Айана остановилась, переживая открытие. Пуповина находится в середине… Вот как! Значит, Матерь Листвень – середка земли, и Орто прикреплена к дереву?
– Середка может быть в любом месте, ведь как Круг ни возьми, середины на нем не найдешь, – с досадой отозвалась Третья, до которой донеслись мысли девочки. – Ось сама вольна выбирать себе место в любом мире и времени, но только там, где есть перекрестья живых путей.
Вторая тоже сочла нужным ответить:
– Скорее всего, ты права, Айана, и Орто висит между мирами на Ал-Кудук. То есть на нашей Матери Листвени.
– Как на волоске! – фыркнула Третья.
Вторая не пожелала услышать, продолжила:
– Раньше, Айана, каждая семья по велению Хозяек имела несколько отгонных пастбищ за горами и меньше загрязняла здешние земли. После аймаки разрослись, утяжелили долину. Но люди любили и любят Элен, кого погонишь отсюда?
– Потому-то, сердясь на людскую скученность, боги и не дают пролиться дождю. Даже когда жрецы молят о нем небеса.
Третья не просто так это сказала. Под деревом, размахивая дэйбирем и поглядывая вверх, расхаживал главный жрец Сандал.
Домм девятого вечера. Жаждущие дождя
Воздушная зыбь еще подрагивала над землей, еще дымились столбы дымного света, налитые солнечной пылью, но день уже шествовал к западному небу, где высветились тонкие полосы облаков с ярко-красными околышами. В той стороне давно кружились беркуты.
Они парили над долиной, слушая, как струится и переливается песнь озерного эха. Густой дым рыбацкого костра стлался по водной глади, тщась заглушить журчащие звуки. Звонкий голос весла взлетал к вершинам деревьев и реял над тайгой вместе с орлами.
Рыба выплыла нынче из илистой глубины. Человек со спокойным лицом, сидя в лодке, выбирал карасей из тяжелой сети, один за другим вылавливая утонувшие берестяные поплавки. Мужчина знал, что обилие рыбы во время жары предвещает дождь, и, щурясь, с надеждой всматривался в разрумянившиеся от солнца облака.
А беркуты плавали в небе, как рыбы в воде. Ближний к земле пеший ярус до краев наполнился водою, но орлы не чувствовали небесной тяжести. Вот ласточки и стрижи носились низко, расправив черные рогатки хвостов, и с криком сгоняли подлетков в гнезда.
Орлы видели улыбчивую женщину во дворе с урасой. Женщина стояла у коновязного столба и следила за беспорядочными движениями ветродуя, привязанного к навершию. На лице ее сменялись радость и тревога. Пушистый беличий хвост манил западный ветер и предсказывал дождь, и это была радость. Но роща темнела, а женщина ждала с рыбалки любимого мужа – он задерживался, ждала непослушную дочку, убежавшую куда-то с утра, и это была тревога.
В другом месте зоркие глаза беркутов высмотрели хмурого мальчика. Он сидел на коленях перед приметливой елью с двумя кронами и что-то выкапывал из-под ее корней. Вынув из отрытой норы кошель из-под огнива, мальчик нетерпеливо дернул узелок и достал иссохшую куколку. В костлявых ручках идола ярко сверкнули лучи блескучего гранника. Камень смутно напомнил орлице о чем-то… Мальчик радостно вскрикнул и зашептался с камнем, с надеждой поглядывая в небо.
В горах беркуты заметили высокого старика в белой одежде. На его правой щеке некрасиво дергался косой шрам. Старик с остервенением дергал мох у ручья под деревьями. Надрал целую кучу и заскочил за валун, прикрывающий вход в пещерку под скалой с женским лицом.
Там, за валуном-стражником, на левой стене пещеры летела к выходу крылатая кобылица. Кто-то не пожалел мастерства и красок, когда рисовал ее – была как живая. Старик вроде бы собирался стереть изображение влажным мхом, но встал напротив и застыл. Стоял долго-долго. Орлам надоело ждать, что станет с рисунком.
Видели они и красивую светлоликую девушку со ртом алым, как ягода шиповника на снегу. Рядом с нею шел желтоглазый парень, ведя на поводу чалого коня.
Желтоглазый был другом орлов. Подстрелив зайца, он, бывало, оставлял под утесом с колыбелью-гнездом нежную заячью печень – угощение для орленка. А девушка… Беркуты чуяли: несчастье зрело в ней, еще когда она бегала по лесным тропам зеленой девчонкой. В ее неразвитой полудетской душе, которая все не могла догнать в росте и силе выспевшее тело, таилось зло. Ни о чем покуда не ведая, она несла беду орлам и большие неприятности высокому седому мужчине, в чьей юрте жила. Это был их человеческий родич, и птицы желали ему добра.
Орлы покинули небесные владения, когда удлинились закатные тени и последние лучи высветлили горы и взлобки. Перед тем как вернуться в гнездо и дать отдых усталому слетку, птицы сделали последний круг над долиной и узрели чумазую девочку на верхних ветвях самого высокого дерева. Подложив ладонь под смуглую щечку, она сладко спала…
