Остальные стрельцы, спеша ступить на твёрдую землю, гурьбой повалили по спущенным сходням, но сердитый окрик пятидесятника живо навёл порядок, и спустя малое время воинская колонна по вымощенной камнем дороге, начинавшейся от самой пристани, двинулась к въездной башне.
С начальниками во главе правильным строем стрельцы подошли к наглухо запертым воротам монастыря и тут остановились. Помедлив самую малость, сотник, взяв у бывшего рядом стрельца бердыш, застучал его древком по густо окованной железными полосами створке.
– Отворяй!..
На стук долго никто не отзывался. Казалось, там, в башне, нет ни души. Однако сотник упрямо колотил бердышом, и в конце концов из средней бойницы, что была прямо над воротами, высунулся монах в скуфейке.
– Ну, чего грюкаете?..
– Отворяй немедля! Мы с царским указом! – заорал на него сотник.
– Мирским отворять не велено, – громко, с издёвкой ответил чернец и скрылся.
Теперь уже не один сотник, а и другие стрельцы принялись колотить по воротам, в добрый десяток глоток требуя:
– Настоятеля!.. Настоятеля!!!
Наконец тот же монах снова выглянул:
– Ну, чего надо?..
– Настоятеля давай! – зло приказал сотник.
– Здесь настоятель, – отозвался чернец, и почти сразу из соседней бойницы выглянул седобородый старик, который старческим, дрожащим от ярости голосом, указывая перстом на сотника, прокричал:
– Изыди, нечестивец!..
– Это кто нечестивец? – взъярился стряпчий и, выступив вперёд, грозно объявил: – Я царский посланец Игнатий Волохов! Со мной воинская команда. Приказываю открыть ворота!
Но старец, видать, пропустив его слова мимо ушей, принялся всё так же сердито выкрикивать своё:
– Нам Лигарид
[51] со товарищи не указ! Мы все за истинную веру стоим и по старым книгам молимся! А вам ворота не откроем и, ежели что, биться будем!
Старик вместе с монахом опять скрались, и тогда сотник, прекратив бесполезный стук, сокрушённо вздохнул:
– Неужто штурмовать придётся? В монастыре же человек семьсот…
– Оружных? – быстро спросил стряпчий.
– Знамо дело, – кивнул сотник. – У них тут свой оружейный железоделательный завод есть и припасов навезено…
– А нам тогда как быть? – растерялся стряпчий.
– Шанцы противу всех ворот сделаем, крепкий караул поставим, осаду начнём, – деловито перечислил сотник и принялся отдавать распоряжения…
* * *
Последнее время Первою Михайлову было как-то не по себе. Казалось, всё идёт хорошо. Поначалу ему даже думалось, что вот-вот – и он уедет из Московии, чтобы стать там, в другой земле, важной персоной. Но засевший внутри червячок заставлял сомневаться в удаче. А она вроде как сама шла в руки подьячего.
Уже на встрече в кружале ждавший его там иноземец чётко заявил, что его интересуют не общие россказни, а некая карта и он не скупясь отсыплет за неё Первою звонкой монеты. Когда же Первой при встрече с Матвеем сообщил, что нужна всего-навсего хорошая копия, его напарник задумался.
Как понял Первой, дело далеко не так просто, но потом у него закралось сомнение, что всё дело в деньгах, и он решил определить свою долю. Для этого он подстерёг на улице того самого хорошо запомнившегося ему иноземца и без обиняков заявил тому, что рассчитывает на помощь.
Иноземец твёрдо пообещал таковую и даже согласился впоследствии дать Первою протекцию, но опять же только при условии, что заполучит в свои руки ту самую карту. И после таких слов иноземца Первой уяснил для себя главное: надо во что бы то ни стало раздобыть копию…
Эта мысль колом засела в голове подьячего, и ни о чём другом он не мог даже думать. Вроде бы чего проще: улучить момент, повторить рисунок – и дело сделано. Одно время Первой даже подумывал, а не сделать ли всё самому. Но по зрелом размышлении понял: в Разрядный приказ ему ходу нет…
Прикидывая всё так и эдак, подьячий топтался на своём подворье и вдруг услыхал у себя за спиной шаги. Он испуганно обернулся и с удивлением воззрился на невесть откуда взявшегося Матвея Реутова.
– Ты как сюда попал? – недоумённо спросил Первой.
– Дак открыто было, – Матвей кивнул на распахнутую калитку.
– Вот чёрт, – хлопнул себя по лбу Первой, – запамятовал…
Он действительно, вернувшись домой, почему-то оставил калитку открытой и сейчас поспешил как следует её запереть. Наблюдая за товарищем, Матвей, знавший, с каким береженьем относится ко всему Первой, усмехнулся:
– С чего это ты вдруг забыл?
– Забудешь тут… – Первой ещё раз проверил засов и вернулся.
– Зови в дом, – напомнил ему Матвей.
– Не, здесь поговорим, – возразил Первой. – На четыре глаза.
– Небось про карту опять пытать будешь? – нахмурился Реутов.
– Ясно, про неё, – рассердился Первой. – Сколько ещё ждать можно?
– Доступа к Большому Чертежу пока никакого нет, – вздохнул Матвей. – Ждать надобно, пока с ним работать учнут…
– А как же немец? – напомнил Первой.
– А что «немец»? Подождёт, – пожал плечами Реутов, – невелика птица.
– Как так невелика? – Уверовавший в помощь иноземца Первой растерялся. – А мы-то с тобой как?..
– Так ведь и повыше его есть, – отмахнулся Матвей и подозрительно глянул на Первоя. – Да ты никак уже за рубеж наладился?
Первой замялся, но ответить так и не успел. От ворот долетел громкий требовательный стук. Оба подьячих враз испуганно обернулись, и Первой, малость помедлив, дрогнувшим голосом крикнул:
– Кто там ещё?..
– Отворяй!.. Живо! – бешено заорали снаружи, и над заплотом мелькнуло выгнутое лезвие бердыша.
– Не открывай… – схватил Первоя за руку Матвей, но тот, на гнущихся ногах подойдя к калитке, ещё раз спросил:
– Чего надо?..
– Государево дело! – грозно донеслось снаружи.
Первой растерянно обернулся, не увидел куда-то подевавшегося Матвея и дрожащими от страха руками открыл засов. На подворье тут же ворвались стрельцы, и их десятник первым делом грозно спросил Первоя:
– Кто таков будешь?..
– Михайлов… Подьячий… – промямлил Первой, а десятник снова рявкнул:
– Кто ещё есть? Говори!
– Так это…
Первой начал оглядываться, ища взглядом только что бывшего здесь Матвея, но отвечать так и не пришлось. Один из стрельцов тронул десятника за плечо и, указывая в дальний угол подворья, негромко сказал:
