– Вон гляди… Там, за поленницей…
– Взять! – приказал десятник.
Стрельцы гурьбой кинулись исполнять и почти сразу приволокли спрятавшегося было за дровами Реутова. Они поставили его перед десятником и загалдели:
– Вот!.. Схорониться хотел…
– Цыть! – прикрикнул на них десятник и в упор посмотрел на Матвея. – Так… Ну, а ты кто таков будешь?
– Подьячий… – затравленно озираясь и низко опустив голову, глухо отозвался Реутов.
– Ещё один, значит… – вроде как удивился десятник.
И тут произошло неожиданное. Безвольно стоявший на месте Матвей внезапно рванулся, сшиб с ног державших его стрельцов и опрометью выскочил за так и оставшуюся открытой калитку. Опешившие от такой дерзости стрельцы замешкались, и когда они, грозно размахивая бердышами, погнались за Реутовым, беглец был уже далеко…
* * *
Карбасы у пристани, доставившие сюда с раннего утра самый разный товар, стояли плотно в два, а местами и в три ряда. Здесь же рядом, на берегу реки, раскинулось обширное торжище, где толпились продавцы и покупатели, а меж вразнобой стоявших купеческих лавок сновал всяческий пришлый люд.
Особенностью торжища было обилие здесь поморских «жёнок», которые привозили сюда свой товар в больших круглых корзинах. «Жёнки» одевались ярко. Домотканые платья их были синего, красного и коричневого цветов. Кацавейки
[52] под цвет платьям, украшались узором, а кокошник
[53] у каждой был вышит серебряными нитками.
Такое красочное многоцветье, общий гомон да летевшие со всех сторон шутки создавали особое настроение, и пришедший сюда тайком воевода тоже поддался ему. Чтобы не быть узнанным, он старательно прятал лицо и кутался в плащ. Так, не привлекая внимания, Епанчин миновал мясной, потом рыбный ряд и вошёл в скобяную лавку, принадлежавшую Фролу.
Приказчик, зная, что у хозяина с властью свои дела, ничего не спрашивая, провёл воеводу в заднюю комнату, а дальше Епанчин уже сам зашёл в маленький темноватый чулан, где его тайно дожидался явившийся заранее Никишка. Усаживаясь на приткнутую к стене чулана лавку, воевода благодушно махнул рукой поспешно вставшему при его появлении конфиденту.
– Чего вскочил?.. Здесь можно и без чинов…
Говоря так, воевода хитрил. Он понимал: этакая доверительность настраивала на особый лад и зачастую позволяла узнавать такое, что при других, строгих, отношениях оставалось невысказанным. Вот и сейчас, явно обрадованный словами воеводы, Никишка, осторожно присев, сразу заговорил о деле:
– Чегой-то этот старшина купецкий Ван-Лейден крутит…
– В чём? – попросил уточнить воевода.
– Да вот… – Никишка немного подумал. – Вроде как других купцов уговаривает, чтоб одну цену держали, мол, московитам всё равно свой товар продать некому…
– Это что, на соболя да пеньку? – зло фыркнул воевода. – Да ежели что, я им и вовсе торговать не дам, пустыми уйдут…
Сейчас воевода успокаивал сам себя. На самом деле затея Ван-Лейдена грозила обернуться для казны малой прибылью. Соболь ещё туда-сюда, а вот другой товар отдавать придётся, значит, своих купчишек предупредить надобно, чтоб не продешевили… Решив так, Епанчин спросил:
– Ещё чего прознал интересного?
– Да так, я вот думаю… – Никишка малость замялся. – Флейт недавно один ушёл, вроде как подозрительный…
– Чем? – коротко бросил воевода.
– Так не привёз, похоже, ничего. Ни вина, ни сахару, ни оружия какого. А так, постоял, постоял, провиантом загрузился по-тихому и ушёл…
– Ишь ты… – Воевода подумал. – Сам-то как прознал?
– Дак купцы промеж себя говорили, а я услыхал…
– Ладно, молодец, слушай дальше… – похвалил Никишку Енанчин и, уже думая о своём, вышел из чулана.
Пока Епанчин говорил с Никишкой, Фрол заглянул в лавку и, узнав, что воевода здесь, ожидал его в задней комнате. Увидев вышедшего из чулана Епанчина, сидевший на лавке купец поднялся.
– По здорову ли, воевода?
– А-а-а, Фрол… Ловко подгадал, – кивнул ему Епанчин. – Я вот тебе сказать хочу…
– Слушаю. – Увидев, что воевода не садится, Фрол тоже остался стоять.
– Никишка донёс, что Ван-Лейден своих подговаривает цену снизить…
Воевода хотел было объяснить подробнее, чего там задумали иноземцы, но Фрол, уже и так всё поняв, твёрдо заявил:
– Мы уже знаем и промеж себя это обговорили. Не дадимся, чтоб нас объегорили…
– Вот и ладно… – облегчённо вздохнул Епанчин, всё одной заботой меньше, но тут же вспомнив про флейт, нахмурился. – Ещё Никишка сказал, будто один негоциант ихний заместо торговли без товара ушел. Не слыхал ничего?
– А чего тут слушать? – пожал плечами Фрол. – Не он первый. Только зря они во льды лезут, парусник по полыньям да разводьям не ходок…
– Ну а ежели полез? – забеспокоился воевода. – Как считаешь, зачем?
– На мой розум, не иначе новые земли открывать ладят, – усмехнулся Фрол. – Будто эти новые земли в лоции у моего кормщика давным-давно не расписаны…
– Может, оно и так… – Воевода задумался, а потом улыбнулся. – А твой-то коч «встречь солнца» уже пошёл али нет?
– Отправил по-тихому. Чтоб без лишнего шуму, – ответил Фрол.
– Оно и верно, – согласился Епанчин и, уже шагнув к двери, задержался. – Ты про Никишку-то не забудь, старается…
– Не забуду, – заверил Фрол и пошёл проводить воеводу к выходу.
Снова оказавшись на людном торжище, Епанчин приостановился, решая куда пойти, и вдруг совсем рядом услыхал насмешливое:
– Аль не признал, воевода?
Вздрогнув от неожиданности, Епанчин обернулся и обмер. Перед ним стояла Злата. На этот раз одета она была, как и другие «жёнки», вот только на голове у неё был не кокошник, а яркий платок. Заметив его растерянность, девушка усмехнулась:
– Неужто и поговорить зазорно?.. А то ж вроде как в баньку приглашал…
– Шутить изволишь?.. – через силу, с запинкой ответил Епанчин.
– А я не шучу. – Злата дерзко посмотрела воеводе в глаза. – Так прийти?
– Приходи… – сдавленно отозвался Епанчин и ощутил, как жаркая волна сразу ударила ему в голову…
* * *
Внимательно осматривая верхний боевой ярус, Беклемишев время от времени выглядывал наружу и думал. Сегодня с утра воевода делал обход крепости. Он уже побывал в Давыдовской, Ратиловской, Успенской и Зубовской башнях, прошёлся вкруговую по стенам и теперь, заглядывая то в одну, то в другую бойницу проездной Спасской башни, прикидывал, как ему поступить.
