Так и произошло; получив очередной отпор, Шарль де Собуль взревел, как раненый зверь, и нанес, как ему казалось, неотразимый удар прямо в шею Мишелю. Но де Граммон уже ждал, что его противник, отбросив все предосторожности, попытается нанести ему смертельный удар. Он поднырнул под его руку, пропустив шпагу над головой, и пронзил ему запястье.
– Инквартата! Паса сото! – в один голос прокричали кадеты название весьма сложного фехтовального приема.
Он имелся в арсенале лишь опытных мастеров, потому что в этом приеме как точка опоры использовалась рука, и фехтмейстеры обычно запрещали его своим ученикам. Прием применялся против особо агрессивных противников; он останавливал руку атакующего в ударе, пронзая ее насквозь, что было чертовски неприятно.
Шарль де Собуль вскрикнул от боли, уронил шпагу и упал, хотя в падении не было никакого смысла; по крайней мере, Мишель точно удержался бы на ногах и не стал бы скулить, как побитый пес. Отсалютовав поверженному сопернику шпагой, он сказал, обращаясь к секундантам:
– Мсье! Если кто-нибудь из вас желает скрестить со мной шпагу, я к вашим услугам.
– Я желаю! – выступил Раймон де Креки.
– Отлично… – Мишель хищно ухмыльнулся. – Но, поскольку между нами не было никаких обид, по правилам вы должны добавить в берет еще двести пятьдесят экю. Победитель получает все. Вы согласны?
– Согласен!
– Что ж, тогда к бою!
Раймон де Креки был гораздо осторожней де Собуля. Он атаковал разнообразно, но у него не было таких учителей, как бретёр Пьер де Сарсель. Немного повозившись с ним, Мишель ловко ушел с дистанции и молниеносным ударом нанес де Креки даже не рану, а царапину, хотя, конечно, мог и на тот свет его отправить.
– Надеюсь, этого достаточно, мсье, – предупредительно сказал Мишель.
– Да. Благодарю… – побледневший де Креки слегка поморщился от боли, но все-таки нашел в себе силы ответить на салют де Граммона.
Больше желающих драться с Испанцем не нашлось. Кадеты остолбенели от изумления; такой прыти от замухрышки никто не ждал. Оставив своих недругов зализывать раны, Мишель де Граммон ссыпал монеты в кошелек и, весело насвистывая, начал спускаться к городу. Впервые за то время, что он провел в морской школе, Мишель чувствовал себя превосходно. Благодаря шпаге он получил приз, о котором мог только мечтать…
Тулон окружали белые известковые горы, которые огибали город, подступая к самому морю. Символом Тулона его жители считали цикад, пение которых было особенно слышно в окрестностях. Наверное, поэтому в теплое время года хозяева таверн выносили столы и скамьи на улицы и площади, чтобы их клиенты наслаждались не только добрым вином, свежим воздухом, звездным небом, но и мелодичным стрекотом цикад.
Излюбленным местом Мишеля де Граммона был большой рынок возле собора Сент-Мари де ля Сед. И даже не столько рынок, сколько таверны возле рыночной площади. Они были просто шикарными, не хуже, чем в Париже или Дьеппе. Но главным их козырем считалась свободная игра в кости, которую во Франции благодаря Мазарини запретили: скопидомская душа кардинала не могла стерпеть того, что казна от этой безбожной страсти не имеет никакого дохода.
Конечно же на запрет особого внимания не обращали. Азартные игроки всегда находили время и место, где их не отыщет полиция; тем не менее постоянно прятаться надоедало, а играть открыто выходило себе дороже – за это полагались большой штраф и тюремное заключение. Но только не в Тулоне. Военный комендант города сам был большим приверженцем этого занятия и своим не особо афишируемым распоряжением разрешил играть в тавернах, правда, после уплаты небольшого налога. Ему были не так важны эти деньги, как спокойствие среди моряков, не мыслящих себе отдых на берегу без игры в кости. Если их начнут задерживать полицейские, они могут просто взбунтоваться.
Мишель часто приходил на площадь возле собора и внимательно следил за игроками. Вскоре он начал понимать, кто из них жульничает, а кто играет честно, но чересчур зарывается, кто ставит последние су, а у кого мошна набита деньгами под завязку. Еще в Париже знающие люди просветили Мишеля насчет разных уловок во время игры в кости. А играл он часто, почти каждый день, правда, в основном со своими дружками или молодыми дворянами из других районов города. Ясное дело, ставки были мизерными – денег у молодежи кот наплакал, – но Мишель играл в кости с детства и набил руку в этом деле весьма основательно. Юноша чувствовал малейший изъян в кости, едва взяв ее в ладонь.
Разных шулерских хитростей в изготовлении игральных костей хватало. Ловкачи использовали кости со скошенными плоскостями, со свинцовой накладкой на одной грани, с неверной разметкой. Существовали кости с железной или магнитной пластинкой, падением которых на определенную грань можно управлять. А еще были так называемые переводные кости. В них протачивался желобок, куда заливалась капля ртути, и если несколько мгновений подержать кубик в нужном положении, пока ртуть переместится из одного конца желобка в другой, то он упадет именно так, как требуется игроку.
Юноше очень хотелось сыграть, но страх потерять последнее сдерживал его азарт. Уж он-то хорошо знал, что Фортуна – весьма изменчивая леди, и мало кто из игроков мог похвалиться ее благосклонностью.
Деньги на обучение у него появились благодаря нечаянной встрече в Дьеппе с предводителем шайки разбойников Филиппом Бекелем. Узнав, что юноша весьма стеснен в средствах, а ему предстоит учиться на морского офицера в Тулоне, где без денег никак, великодушный разбойник дал Мишелю взаймы пятьдесят золотых пистолей, хотя тот и не просил о такой милости.
– Мсье, но я не могу гарантировать возврат денег в ближайшие три-четыре года, – сказал юноша, взволнованный до глубины души такой щедростью.
– Пустяки, – отмахнулся Филипп Бекель. – В том, что долг вы вернете, я уверен, а как скоро это будет, совсем не важно. Должен вам сказать, шевалье, что моя жизнь стоит гораздо дороже пятидесяти пистолей, а вы ее сохранили, поэтому я просто отдал бы вам эти деньги, но тогда вы отказались бы их взять. Ведь так?
– Это верно, – смущенно ответил Мишель.
– Вот видите. В общем, как-нибудь сочтемся… Как меня найти? – тут Филипп Бекель весело рассмеялся. – Как можно найти ветер в поле? Он сам прилетит. У меня почему-то есть предчувствие, что мы обязательно встретимся, хотя наша жизнь и полна опасностей.
Тут он хитро подмигнул и продолжил:
– Пятьдесят золотых монет на дороге не валяются, мсье, поэтому я сам вас найду… когда придет время.
Уже будучи в Тулоне, Мишель много раз мысленно благодарил Филиппа Бекеля за этот заем. Не будь у него денег, ему пришлось бы или грабить по ночам прохожих, или бросить учебу и наняться на корабль простым матросом. Из-за этого он и не играл в кости, потому что проигрыш был равноценен крушению всех надежд. Но сегодня Мишель богат; в его кошельке лежало пятьсот экю!
Таверна называлась «Краб и селедка». На вывеске, нарисованной местным мазилой, краб походил на подгулявшего матроса, который облапил своими клешнями гулящую девицу-селедку. Он был красным, словно выпил не менее двух пинт рома, а его подружка от чересчур тесных объятий кавалера совсем посинела, бедняжка, даже выпучила глаза. Несмотря на непрезентабельную вывеску, внутри таверна выглядела вполне прилично. Каменные стены, колонны и свод, как в каземате, не портили общей картины, а скорее создавали весьма уютную атмосферу, тем более что в дальнем конце помещения горел большой камин, что в сырую погоду всегда очень кстати. Под потолком висели чучела диковинных рыб, возле двери стоял старинный римский якорь, а стены украшали маски дикарей и раковины: их дарили хозяину таверны моряки, вернувшись из дальних плаваний. За это они получали бесплатный ужин и порцию какого-нибудь крепкого напитка.
