«Ну, ничего, мы еще встретимся! – мысленно поклялся дон Энрике. – И смерть твоя будет нелегкой, проклятый пират!» Впрочем, ему ничего иного и не оставалось, как тешить себя мыслями о мести.
Эпилог
На этом мы и попрощаемся с героями нашего романа. Но одиссея Мишеля де Граммона продолжилась. После 1667 года какие-либо исторические сведения о нем отсутствуют. А в 1678 году, в разгар войны между Францией и Голландией, он примкнул к буканьерам, которых возглавлял Гуго Бланшар; они собрались атаковать Кюрасао вместе с французским королевским флотом. Но эскадра, состоявшая из десяти королевских фрегатов и семи пиратских шлюпов, напоролась у острова Лос-Авез на рифы, при этом изрядная часть кораблей затонула.
Мишель де Граммон, успевший подружиться с адмиралом французской эскадры графом д’Эстре, получил от него позволение воспользоваться всем, что он сможет снять с потерпевших крушение кораблей. И порядком обнищавшим пиратам во главе с де Граммоном удалось разжиться не только множеством бочек вина и бренди, но и запасами говядины и свинины. Кроме того, им перепало немного денег – около двух тысяч золотых пистолей.
В итоге Мишель де Граммон оказался командующим шестью уцелевшими кораблями с общей командой в семьсот человек, спасшихся при кораблекрушении. Его эскадра двинулась к Венесуэле; пираты жаждали как можно быстрее поправить свои дела. Именно там Мишелю де Граммону и суждено было прославиться. Он взял приступом Маракайбо и еще много городов, включая Трухильо.
Правда, после налетов на Маракайбо Генри Моргана и Франсуа л’Олонэ, признанных грандов пиратского мира, добыча де Граммона оказалась мизерной. Но он не отчаялся и вскоре напал на венесуэльский порт Ла-Гуайра. Атака была проведена ночью, в кромешной темноте и застала жителей врасплох. Уж там флибустьерам нашлось чем поживиться. Причем им повезло дважды: они не только благополучно вывезли все награбленное, но и избежали встречи с испанской карательной эскадрой, вышедшей в море для уничтожения пиратов.
Он еще был корсаром, когда в 1680 году пришли известия о мире с Испанией. Но де Граммон уже не мог остановиться: с двумя сотнями флибустьеров он направился на свой страх и риск к побережью Куманы и встал на якорь к северо-западу от города. Раздобыв у туземцев пироги, его люди ночью на веслах подкрались к форту, высадились на берег и обезоружили часовых. Правда, комендант крепости все-таки успел принять меры к обороне. А через день к испанцам подошли подкрепления, и де Граммону пришлось думать только о том, как побыстрее унести ноги. В бою он был тяжело ранен в шею, чудом вылечился, но оказался совсем без средств. В качестве награды за рейд на Куману Мишель де Граммон получил лишь почетный титул – «генерал».
Исцелившись от ран, генерал де Граммон вновь занялся пиратством. Его эскадра состояла из восьми кораблей. Вместе с корсарами Николаса ван Хоорна и Лоренса де Граффа они атаковали Веракрус. Город был взят, но ван Хоорн погиб, смертельно раненный на дуэли с Лоренсом де Граффом, – пиратские вожаки не поделили добычу. Перед смертью ван Хоорн завещал свой флагман, фрегат «Сент-Николас», Мишелю де Граммону, который переименовал его в «Ле Арди» – «Смельчак».
После этого состоялось еще несколько удачных рейдов, в том числе на Кампече, и губернатор де Кюсси, сменивший Бертрана д’Ожерона, который уважал мужество, способности и характер Мишеля де Граммона, представил его французскому правительству в самом благовидном свете и предложил предводителя флибустьеров на должность губернатора южной части Берега Сен-Доменг. Правительство согласилось, и де Граммон не отказывался, но пожелал до присылки грамот, утверждавших его в новом звании, достойно окончить поприще флибустьера и совершить еще один поход. Для этого он спешно подготовил к дальнему плаванию «Ле Арди» и с двумя сотнями флибустьеров отбыл в неизвестном направлении. Никто не знал, куда он собрался, и это так и осталось тайной для всех пиратов.
Последний раз его видели в апреле 1686 года: корабль де Граммона держал курс на северо-восток, в направлении острова Святого Августина. Большинство представителей берегового братства сходилось на том, что Мишель де Граммон и его экипаж, скорее всего, стали жертвами страшного шторма, который разразился в этих широтах вскоре после отплытия «Ле Арди».
Впрочем, не исключался вариант, что он и его команда – почти все те, с кем он начал карьеру корсара, – решили покончить с пиратством и отплыли во Францию, где и поселились под чужими именами, как это делали пираты на покое во избежание неприятностей. Это предположение подтверждалось еще и тем, что будто бы флибустьеры взяли в поход не только запасы пороха, ядер и провиант, но и все нажитое за годы жизни на Мейне.
По правде говоря, и нам нравится такая версия…
А что же капитан Тим Фалькон – коссак? О нем история пиратов Мейна умалчивает. Может, потому, что он не проявил себя ни зверствами, как Франсуа л’Олонэ, ни кражей огромной суммы денег у собственной команды, как Генри Морган после похода на Панаму, ни страстной приверженностью к азартным играм, как Дрейф – Дрейфующий Ветер… Вскоре после того, как его эскадра взяла на абордаж испанский фрегат «Нуэстра Сеньора дель Росарио» и спасла Мишеля де Граммона от больших неприятностей, ведь его обман все равно раскрылся бы, Тим Фалькон отбыл с Тортуги.
Он передал командование эскадрой Гуго Бланшару, а сам перебрался на способный уйти от любой опасности быстроходный фрегат-приз, получивший новое имя, и отправился во Францию вместе с корсарами, которые намекали своим друзьям, что хотят вложить нажитое разбоем в какое-нибудь дело или просто отдать деньги на хранение родным или близким. Все это было в порядке вещей, и в береговом братстве эта новость просуществовала недолго – до возвращения Филиппа Бекеля из очередного удачного рейда. Вся Тортуга две недели беспробудно пьянствовала, а когда наступило похмелье, о Тиме Фальконе никто и не вспоминал, разве что Гуго Бланшар и немногочисленные буканьеры.
Но никто, кроме самого Тима Фалькона и губернатора Бертрана д’Ожерона, не знал, что коссак стал французом и теперь его звали сьёр Тимоти ле Брюн. Бумаги, удостоверяющие его личность, дорого стоили Тимку; д’Ожерон не упустил возможности солидно пополнить свое состояние. Однако новоиспеченный французский дворянин лишь хитро ухмылялся: за бумаги он отдал всего лишь один камешек из тех, что лежали в шкатулке, найденной в сокровищнице храма Тех, Кто Пришли Первыми. Конечно, изумруд был очень большим, и у губернатора при виде драгоценности глаза загорелись, как у мартовского кота, – уж он-то знал истинную цену этому камню, – но Тимко ничуть не жалел, что обменял его на новое имя, подтвержденное соответствующими документами.
Впрочем, Бертран д’Ожерон не очень рисковал своим положением, выдав капитану Фалькону необходимые ему бумаги и корсарский патент, тем самым подтвердив, что Тимоти ле Брюн находится на королевской службе. Такое практиковалось сплошь и рядом, и достоверность зависела только от заплаченной суммы. Но одно дело – простолюдин – кто его будет проверять? – а другое – дворянин, тем более сьёр.
Но и здесь губернатор выкрутился. Обмануть капитана Тима Фалькона значило нажить большие неприятности, и он вручил ему настоящие документы безвременно погибшего колониста – обедневшего дворянина, перебравшегося со всей семьей на Тортугу. Ему сильно не повезло: на плантацию напали караибы и вырезали всех до ноги, убили и сына колониста Тимоти ле Брюна. Он оказался несколько моложе Тимка, но это не суть важно.
