Подступив к Афинам, Сулла часть своих войск отрядил для осады города, а сам с основными силами появился под стенами Пирея, рассудив, что главная опасность исходит именно оттуда. Хотя лично для него особый интерес представляли именно Афины. Это было чётко засвидетельствовано Плутархом в жизнеописании диктатора: «Дело в том, что Суллой овладело неодолимое, безумное желание взять Афины – потому ли, что он в каком-то исступлении бился с тенью былой славы города, потому ли, что он приходил в бешенство, терпя насмешки и издевательства, которыми с городских стен ежедневно осыпал его, глумясь и потешаясь над ним и над Метеллой
[28], тиран Аристион».
В том, что осаждённые со стен оскорбляют осаждавших, нет ничего удивительного, так повелось ещё со времён самой первой осады в истории человечества. Возможно, здесь играло свою роль и болезненное самолюбие Суллы, но, на мой взгляд, могла быть и ещё одна причина для такого маниакального упорства. По своему историческому значению, Афины превосходили Карфаген и Коринф, величайшие города Ойкумены, которые в 146 г. до н. э. сровняли с землёй римские полководцы Сципион Эмилиан и Луций Муммий. И как знать, не хотел ли проконсул захватом Афин превзойти славой предшественников. Только в отличие от них он не собирался разрушать до основания древний город. Времена были уже не те. Но разграбить и поживиться наследием великой греческой культуры потомственный аристократ Сулла мог себе вполне позволить. Однако прежде чем приступать к штурму Афин, проконсулу было необходимо решить проблему понтийского гарнизона в Пирее, чем он, собственно, и занялся.
Но когда легионы подошли к Пирею, римский военачальник, как и многие полководцы и до и после него, не избежал искушения взять город с ходу. И как только были готовы штурмовые лестницы, Сулла послал свои войска в атаку. Легионеры волной прихлынули к стенам Пирея и ринулись по лестницам вверх, но там их уже ждали. Понтийские гоплиты сбрасывали римлян ударами копий, рубили кривыми мечами, сбивали камнями и дротиками. Римский натиск захлебнулся в собственной крови. Но Сулла вновь погнал когорты на приступ, и сражение возобновилось с прежней яростью. Битва продолжалась целый день, но римская храбрость так и не сумела сломить понтийскую доблесть, и римский полководец, смирившись с неудачей, велел трубить отход. Словно раненый зверь, отползала римская армия от стен Пирея. Построившись в походную колонну, легионы отступили в Элевсин и Мегару, где Сулла занялся приведением в порядок своих потрёпанных частей. Первый раунд остался за Архелаем, но стратег понимал, что это только начало долгого противостояния.
Действительно, получив сильный щелчок по своему аристократическому носу, Сулла взялся за дело всерьёз, по его приказу началось сооружение метательных машин и прочей осадной техники. Когда подготовка к штурму была завершена, под стенами Пирея вновь появились римские легионы. Чтобы изготовить осадные башни, по приказу Луция Корнелия была вырублена роща Академии, где когда-то преподавал Платон. Для сооружения насыпи проконсул велел употреблять камни из полуразрушенных Длинных стен, остатки которых тянулись от Афин до Пирея. Снабжение римской армии шло через Фивы, которые Сулла сделал своей главной базой и куда мог отступить в случае неудачи.
Между тем Архелай, наблюдая за продвижением римских осадных работ, решил сделать вылазку, разрушить насыпь и отбросить врага от стен. Стратег рассчитывал на эффект неожиданности, но шпионы проконсула успели предупредить римского командующего, и Сулла подготовил засаду. На вылазку полководец Митридата повёл большие силы: в центре шла тяжёлая пехота, а фланги были прикрыты кавалерией. Однако атака скрытых в засаде легионеров отбросила понтийцев назад. Не сумев уничтожить насыпь и видя, что она неуклонно растёт, Архелий послал за подкреплениями на Эвбею и другие острова, где он оставил гарнизоны – стратег понимал, что судьба войны решается в Аттике. Сняв с кораблей гребцов, вооружив их и расставив на стенах, Архелай приготовился встретить очередной римский натиск. Но Сулла почему-то медлил с атакой, и тогда стратег решил ударить первым. Сделав вылазку, понтийцы сожгли осадные навесы римлян вместе с другой техникой. Но проконсул был упрям, и через десять дней его воины сумели все восстановить. Тогда Архелай пошёл по другому пути и на месте возможной вражеской атаки велел соорудить на стене деревянную башню, откуда можно было обстреливать неприятеля.
Тем временем в Пирей прибыли подкрепления, посланные Митридатом. Обладая господством на море, царь мог беспрепятственно посылать войска на помощь осаждённому гарнизону. Прикинув, что теперь под его командованием достаточно сил, Архелй решил дать Сулле решающее сражение и вывел свои войска за стены. Но при построении боевых порядков он отошёл от обычного шаблона и выстроил их так, что отряды тяжёлой пехоты стояли вперемешку с мобильными войсками – лучниками, пращниками, метателями дротиков. Мало того, свои шеренги он развернул таким образом, что они находились под прикрытием стен, с которых стрелки могли поражать вражескую пехоту. Отряд воинов с факелами встал у ворот, чтобы в случае успеха пойти в атаку и уничтожить вражеские осадные сооружения.
Бой разгорелся сразу по всему фронту и шёл с переменным успехом, когда Архелай лично повёл бойцов в атаку и потеснил римлян. Но к Сулле подошло подкрепление, поскольку вернулся легион, который проконсул перед сражением неосмотрительно отправил на заготовку леса. Теперь уже в наступление перешли легионеры. Тогда стратег с отборным отрядом прикрыл отход своих войск в Пирей. Однако увлёкшись рукопашной схваткой, оказался отрезан от ворот, и своего командующего понтийцы потом затаскивали на стену по верёвке. Битва закончилась для обеих сторон безрезультатно, поскольку поставленных целей никто не достиг. Стало очевидно, что осада затянется надолго. Аппиан потери армии Митридата определяет в 2000 человек, зато о римских потерях скромно умалчивает. Но уж лучше такой подход к делу, чем приводить разные смешные цифры, как это делали коллеги Аппиана.
Осада затянулась, наступила зима, и Сулла был вынужден перенести ставку в Элевсин
[29]. Желая обезопасить свои войска от рейдов понтийской конницы, которые немало ему досаждали, проконсул велел копать легионерам ров от возвышенности к морю. Таким образом, он надеялся этим лишить вражеских кавалеристов свободы маневра. Но работа не задалась. Архелай ввёл в бой легковооружённые войска, и теперь римляне постоянно подвергались атакам, неся потери от метательных снарядов и стрел. Однако и для стратега ситуация осложнялась тем, что в осаждённых Афинах начался голод. Продовольствие в город требовалось доставить любой ценой, и Архелай решил попытать счастья. Но римские шпионы не дремали, и Луций Корнелий успел принять своевременные меры. Попытка прорыва закончилась разгромом отряда, несшего хлебный запас в Афины. Но на этом неудачи понтийцев не закончились, поскольку на острове Эвбея, в районе города Халкиды потерпел поражение отряд стратега Неоптолема, брата Архелая. Все это в совокупности подвигло Суллу к решительным действиям, и он спланировал ночную атаку на Пирей.
