Однако дело это было сложное и сопряжённое с большими потерями, а потому проконсул решился пойти на хитрость и выманить врага с укреплённых позиций. Для этого он снова распорядился копать ров, причём гораздо ближе к вражескому лагерю, чем накануне. Расчёт Суллы оправдался, ворота распахнулись, и оттуда высыпали легковооружённые воины противника. Римляне атаку отразили, и Луций Корнелий сам повёл легионы вперёд, решив ворваться в лагерь на плечах отступавших. Но и понтийцы были готовы к бою, на деревянных стенах укрепления толпились гоплиты, их шлемы и щиты сверкали на солнце, а у ворот стояла готовая к бою фаланга.
Легионеры бросились на штурм и стали быстро карабкаться на деревянный частокол, а угол укрепления начали подкапывать. Со стен летели стрелы, копья и дротики, штурмующие падали на землю один за другим, но римский натиск не ослабевал. По всему периметру лагеря закипели яростные рукопашные схватки. Построившись «черепахой», легионеры сумели разрушить угол укрепления, но там их встретили понтийские гоплиты, которые отчаянно рубили кривыми кописами атакующих, отражая все их попытки прорваться внутрь. Никто из легионеров не рискнул больше идти в пролом, но командир легиона Базилл бросился вперед с мечом в руке и прорвался внутрь. Толпа римлян хлынула за ним и пробилась в лагерь. Оборона рухнула сразу, понтийцев охватила паника, и они стали разбегаться в разные стороны. Кто-то сдался в плен, другие побежали к озеру, где многие утонули, а некоторые, в том числе и Архелай, скрылись на болотах. Армия Митридата была разбита вдребезги.
Проиграв борьбу за Центральную Грецию, царь проиграл войну за всю Элладу, а проиграв войну за Элладу, он автоматически проигрывал войну вообще. Только об этом Евпатор пока не знал.
* * *
Битва при Орхомене положила конец понтийскому господству в Греции, она явилась тем самым переломным моментом, когда судьба войны была решена. Причины поражения армии Митридата в этом бою, на мой взгляд, были те же, что и при Херонее – отсутствие единого командования и склоки между полководцами. То, что в некоторых источниках командующим называется Архелай, не совсем верно, тот же Плутарх, описывая атаку царской кавалерии, чётко указывает, что произошла она тогда, когда понтийские войска получили «от своих полководцев разрешение действовать». Описывая битву, Плутарх ни разу не упоминает стратега как командующего, и это опять-таки наводит на мысль, что единого руководства не было.
Да и сама битва происходила сумбурно, без чёткого плана. Сначала была стихийная атака понтийской кавалерии, почему-то не поддержанная тяжёлой пехотой. После этого произошло сражение главных сил в правильном строю. Но ведь если бы понтийская пехота поддержала успех своей конницы и действовала с ней в контакте, то однозначно, что исход битвы был бы другим. Боевые действия на следующий день тоже вызывают массу вопросов. Почему стратеги Митридата, видя, что удача от них отвернулась и армия понесла большие потери, не попытались ночью вывести войска из лагеря и перевести их на Эвбею, где они были бы недосягаемы для римлян? На острове можно было отсидеться, дождаться удобного момента и затем снова перейти в наступление.
Само сражение за лагерь тоже происходило неорганизованно и беспорядочно. Судя по всему, стратеги просто не предусмотрели такого варианта развития событий. Да и взаимоотношения между двумя понтийскими военачальниками были натянуты до предела. Это подтверждает фраза Дорилая, которую он бросил своему коллеге по поводу битвы при Херонее, заявив «что не без предательства, дескать, стала возможной гибель такого огромного войска». Впрочем, Дорилай на собственном опыте вскоре узнал, как можно без предательства погубить большую армию.
С другой стороны, никаких репрессий в отношении полководцев не последовало. Очевидно, Митридату в подробностях донесли о том, что же произошло под Орхоменом, и царь прекрасно понял, кто же главный виновник случившейся катастрофы. Он сам и более никто. Если бы Евпатор перестал предаваться сладострастным утехам, а встал лично во главе войск и явился в Элладу, никогда не возник бы вопрос о том, кто должен командовать понтийской армией. Принцип единоначалия – вот главный залог победы, у Суллы с этим проблем не было, потому он и победил в этой тяжёлой борьбе.
Потери царской армии были страшные. Аппиан приводит данные только за первый день боёв, а за второй ограничивается красивыми и общими фразами: «Из вражеского войска погибло до 15 000 человек, из них приблизительно было 10 000 всадников, в том числе сын Архелая, Диоген». Из этого сообщения следует, что стратеги лишились практически всей своей конницы, чем в принципе и можно объяснить их желание отсидеться в лагере на следующий день. Очень ценным является свидетельство Плутарха, который, будучи местным уроженцем, бывал в местах, где происходили бои, и лично их осматривал: «Кровь убитых наполнила болота, озеро было завалено трупами, и до сих пор, по прошествии почти двухсот лет, в трясине находят во множестве варварские стрелы, шлемы, обломки железных панцирей и мечи. Вот что, насколько нам известно, произошло у Херонеи и при Орхомене».
* * *
Гром битвы при Орхомене прокатился по всему Восточному Средиземноморью и в корне изменил международную ситуацию. Первым, кого он вывел из состояния сладкой дрёмы, был Митридат VI Евпатор, Новый Дионис и Освободитель эллинов. Пробуждение царя было страшным и неожиданным. Будучи человеком проницательным, Митридат сразу осознал все последствия случившегося и понял, что борьбу за Элладу он проиграл. И если битва при Херонее не сильно повлияла на общее положение дел, и вскоре в Элладу явилась новая понтийская армия, то теперь Митридату просто некого было послать на Балканы. Потому что на Малую Азию наступала другая римская армия во главе с консулом Флакком, и войска Евпатору были нужны уже в Анатолии. Аппиан свидетельствует о реакции царя на разгром у Орхомена: «Известие о таком поражении в первый момент поразило Митридата ужасом; его охватил страх, как обыкновенно бывает при таком событии».
Действительно, было от чего впасть в растерянность. Митридат только что находился на вершине успеха, мнил себя освободителем Эллады и полубогом, и вдруг последовало страшное низвержение с Олимпа на грешную землю. Всё это надо было осмыслить и решить, как действовать дальше, но у Митридата уже не оставалось времени, поскольку ситуация начала стремительно выходить из-под контроля. Срочно требовалось подготовить новую армию. Но самым страшным было то, что заколебались вчерашние союзники, которые в свете последних событий стали задумываться о том, какая же судьба их ждёт в случае победы Рима.
Тем временем в Элладе события разворачивались следующим образом. Архелай, после битвы при Орхомене, согласно сообщению Евтропия, «три дня без одежды скрывался в болотах». Отсидевшись, он переправился на Эвбею и снова прибыл в Халкиду. Там он начал собирать все оставшиеся в Греции понтийские войска. Сулла же, щедро наградив свои легионы, отдал приказ армии полностью разграбить Беотию, которая неоднократно переходила на сторону Митридата. После чего двинулся в Фессалию на зимние квартиры. Не имея понятия о том, что же случилось с Лукуллом и когда можно ждать прибытия флота, проконсул распорядился строить корабли и готовить вторжение в Малую Азию. Луцию Корнелию было необходимо как можно быстрее закончить эту войну, поскольку в Риме его объявили врагом республики, имущество разграбили, а друзей преследовали по всей стране.
